Выбрать главу
Вело веленье духа в райский сад, А низменная страсть бросала в ад.
Лик этой страсти ангельски красив, Но в ней слились в одно шайтан и див
И, каждый миг бесчисленно плодясь, Над слабым сердцем утверждают власть.
Когда умножится зловещий рой, Всецело овладев живой душой,
То человек, о правде позабыв, Становится коварным, злым, как див.
Так говорю я, ибо я и сам — Увы! — подвластен гневу и страстям.
Во имя бога вечного, душа, Воспрянь, опору зла в себе круша!
Во власти этих дивов я томлюсь, Великой кары в будущем страшусь.
Мой обиход — коль правду говорить — Так плох, что хуже и не может быть.
А жизнь души нерадостной моей Еще печальнее и тяжелей…
Пусть даже слез я океан пролью, Грудную клетку превращу в ладью,
Но выплыть мне не даст в ладье такой Гора грехов — огромный якорь мой.
Я внешне человек, но — видит бог, Как я от человечности далек…
Меня — изгнанника — от Солнца Сил Поток тысячелетий отделил…
Вот мудрецы беседуют в ночи — В своих речах они прямей свечи.
Но змеи зависти в душе их те ж, От бури злобы в сердце их мятеж.
И я, как все, вместилище страстей И недостоин похвалы людей.
«Защитником народа» я слыву, Гласит молва, что правдой я живу.
Слыву «плененным вечной красотой», Безгрешным и глазами и душой.
Соблазн гоню от глаз… Но как в тиши Осилю вожделения души?
Погибну, коль на помощь не придешь, Коль сам меня ты, боже, не спасешь!
Всю жизнь мою, все прошлые года Я вспоминаю с мукою стыда.
А весь мой труд — калам, бутыль чернил, Всю жизнь свою бумагу я чернил…
Калам речистее, чем мой язык, Письмо чернее, чем мой темный лик.
Коль милостью их не омоешь ты, Как им избавиться от черноты?
Длинна, я вижу, цепь моих стихов; Стократ длиннее цепь моих грехов.
О господи, раба не осуди! Меня над гранью бездны пощади,
Коль хорошо сложил дастан я свой! А если плохо — то я весь плохой.
Благоволеньем озари мой труд, Пусть эти строки сердца не умрут,
И пусть глубины мысли в книге сей Откроются, сияя, для людей!
Велик мой грех. Но что весь груз его Пред морем милосердья твоего?
Пусть добрых дел моих ничтожен след, Но милости твоей предела нет!

РАССКАЗ О РАБЕ

Жил, знаменитый правосудьем встарь, В одной стране великодушный царь.
Раб у него был верный, пазанда, Великий повар, славный в те года.
Однажды царь с гостями пировал, А повар сам все блюда подавал.
И в спешке вдруг, усердием горя, Горячим блюдом он облил царя.
И все решили: нет прощенья тут, За грех такой его теперь убьют.
Шах глянул на несчастного того И сжалился и пощадил его.
Вазир сказал: «Ответь, владыка мой, — Как ты миришься с дерзостью такой?»
А царь в ответ: «Взгляни — он весь дрожит, Он страхом и смущением убит.
А ведь убитого — ты должен знать, Не принято повторно убивать.
Он тягостным раскаяньем томим, И мы его невольный грех простим!»
О боже, мир падет, хвалу творя, К стопам великодушного царя.
Я трудно жил, в грехах свой век губя, Но жив одной надеждой на тебя!
Измучен я, казнен моим стыдом, Но ты за муки воздаешь добром.
Хоть недостоин я твоих щедрот, Но свет моей надежды не умрет.
О море щедрости! Кто я такой? Из моря хватит капли мне одной.
Я знаю — только с помощью творца Довел я эту книгу до конца.
И я «Смятеньем праведных» назвал Свой труд, как только суть его познал.
Пишу в благословенный восемьсот Восемьдесят восьмой — по хиджре — год.[27]
Ты, переписчик будущего дня, Молитвой краткой помяни меня!
И да исполнит бог мечту твою, Да уготовит сень тебе в раю.
О Навои, вина теперь налей И чашу благодарности испей.
Эй, кравчий мой, хранитель чистых вин, Не надо чаши! Дай мне весь кувшин.
Сегодня я без меры пить хочу, На время сам себя забыть хочу!

Миниатюра из рукописи XV в.

«Смятение праведных».

ФАРХАД И ШИРИН

Перевод Л. Пеньковского

ВСТУПЛЕНИЕ К ПОЭМЕ

О КАЛАМЕ, О НИЗАМИ, О XOCPOBE

Калам! Ты нашей мысли скороход. Превысил ты высокий небосвод.
Конь вороной воображенья! Нет, — Быстрей Шебдиза ты, но мастью гнед.[28]
Неутомим твой бег, твой легкий скок, А палец мой — державный твой седок.
Гора иль пропасть — как чрез мост, несешь. Ты скачешь — и, как знамя, хвост несешь.
Нет, ты не конь, а птица-чудо ты: Летать без крыльев можешь всюду ты.
вернуться

27

Пишу в благословенный восемьсот // Восемьдесят восьмой — по хиджре — год. — 888 г. от хиджры по мусульманскому летосчислению соответствует 1483 г.

вернуться

28

Быстрей Шебдиза ты, но мастью гнед. — Шебдиз — имя легендарного вороного коня сасапида Хосрова, героя поэмы Низами «Хосров и Ширин». Но мастью гнед. — Навои имеет в виду кончик калама (пера), обмакнутого в чернила.