1972
Встречный
Повесть
Пусти, дурак! твое ли дело?
Тебе бы девки да вино...
Моя поэма перезрела –
пора к читателю давно.
Твоя звезда – в скорняжной сфере,
а ты в цензуру угадал...
Пусти, скотина! Шире двери!..
...Пардон, читатель, за скандал!
Не скрою радостные слезы:
твоя рука в моей руке...
Вот так всегда: шипы и розы,
но чаще – палкой по башке...
Я шел к тебе сквозь дождь и бури,
и сквозь Отчизны белый дым...
Читатель мой, давай покурим
и трезво Землю оглядим.
Молчит Земля, не слышно гула...
Не ждите третьей мировой...
Людей на стройку потянуло,
лишь кое-где – на мордобой.
Ракета вверх уходит рыбкой,
закат свернулся калачом...
Казах овец скликает скрипкой,
японец бреется мечом...
Сектанты молятся пропеллеру,
пасутся танки на лугу...
В пустыне – памятник Рокфеллеру
и рядом – бюстик Бальзаку...
В приливе творчества народы
сопят и делают дворцы...
Коней буденновской породы
молчком штампуют жеребцы...
Змея сверх плана брызжет яда...
Хирург над девочкой вспотел...
Все деловито, как и надо,
как бог велел, как Маркс хотел.
Бурлят Мадриды и Парижи,
Москва шагает сквозь тайгу...
Давайте спустимся пониже
и сядем прямо на лугу.
Мы небеса оставим богу,
отцепим крылья под горой,
и выйдем прямо на дорогу,
и первый встречный – наш герой.
1
Ковбойка, плащ, мешок заплечный,
глаза прозрачнее ручья...
Идет-бредет Алеша Встречный –
студент прохладного житья.
Летят автобусы, как птицы,
пугают Встречного гудком...
Откуда он, куда стремится?..
И почему идет пешком?..
Вот он взглянул себе под ноги,
окурок серенький схватил,
присел устало у дороги
и скорбно плечи опустил.
Такси несутся друг за другом,
нахально никелем блестят...
Легко поплыл над синим лугом
табачно-грустный аромат.
Тревожно бабочка порхает,
пчела заныла над цветком.
Алеша курит, отдыхает,
ромашки давит вещмешком.
Вот брови пыльные нахмурил и паутинку снял с ушей... Вдруг покопался в шевелюре, извлек на свет щепотку вшей... Пусть вши мое стихотворенье покроют скверной на момент... На них с невиданным прозреньем глядит измученный студент. Какая мерзостная ноша!.. Четыре... восемь... двадцать две... – Полсотни штук! – шепнул Алеша. А сколько там, на голове?.. На камне камешком, как мелом, Алеша вычертил струну... – Берем за "икс" прическу в целом, найдем длину и глубину... Опять же череп – довод веский: смотря какая голова... Струну разделим на отрезки... Щепотка – раз, щепотка – два... На сто двенадцатой щепотке подводим черточку скорей... Итак, имеем на сегодня четыре тысячи зверей! Притом плодятся эти бестии не просто так, как я и ты... В геометрической прогрессии, как вирус смерти и беды! Удар судьбы качнул дорогу, зашевелился дальний лес... Труби, труба, труби тревогу! Зови скорей от этих мест! Алеша в страхе невозможном бежит к слиянию дорог. А здесь, на камушке дорожном, остался горестный итог. Читатель, млей от любопытства... Ведь верно, странный наш герой? Откуда он? Куда стремится? Каков мечты его покрой?.. Судьба его из тех обычных, что спорят с судьбами отцов... Он не из тех ли ироничных послевоенных сорванцов?.. Тех, что знамена не взметали в атаке "чоновских" бригад... Тех, что с рожденьем опоздали и не видали баррикад... Живут бездумно и беспечно, плюют на славу и успех... Он, наш герой Алеша Встречный, уж не из тех ли?.. Да, из тех. Из книг про юношество наше давно вы знаете о нем... В двенадцать лет он бредил шашкой и серым в яблоках конем... И в телескоп на крыше дома ловил туманные миры... И шел на сбор металлолома, как шли на штурм Сапун-горы. Гордился папиной медалью, хоть самого давно забыл... В пятнадцать лет влюбился в Лялю, но через месяц разлюбил. В шестнадцать лет – скажи на милость не пожелаешь и врагу: вся биография вместилась в одну неполную строку. Учеба в школе – кошки-мышки, металлолом – игра игрой. Алеша все свои мыслишки перетряхнул ночной порой. На человечество окрысясь, впервые выпил за углом... Пришла беда... Духовный кризис. Но скоро, скоро перелом! И перелом явился скоро, – наш век сюрпризами богат... И вот газеты дружным хором запели песню баррикад... "Всем, что родиться опоздали! -Даешь! даешь! даешь! даешь!.." ...Газеты рвали и метали, газеты звали молодежь... "Тоске душевной нет причины, взвивай знамена и костры!.. Вас ждут таежные пучины! Вас ждут почти антимиры!.." Поет в журнале и газете корреспондентское перо, как утонул в Байкале Петя, но спас народное добро... Через неделю тот же Петя, неистребимый, как огонь, нокаутировал медведя и спас бульдозер и гармонь... ...Алеша ночь шагами мерит, ерошит волосы торчком... Алеша верит и не верит и утром двигает в райком. В прохладе бежевой райкома снимает медленно пальто... Вот дверь Туда!.. Ах, как знакома!. А вдруг не то, опять не то?.. Но секретарь на венском стуле сыграл отходную тоске... И прочь сомненья упорхнули, и вот – путевка в кулаке! Он окрылен грядущим делом! Он обретает сотни прав! ...А секретарь – чернявый демон – зевнул красиво, как удав. Ах, тяжко-тяжко человеку от всех романтиков таких!.. И он анкету в картотеку метнул, как тысячи других. Как плоть засушенного гимна, шуршит бумажная судьба Сережи, Пети, Ибрагима... И даже есть Али-баба... Им, может, год, а может, вечность томиться в пыльном сундучке... И среди них – Алеша Встречный с чернильным штампом на щеке. 4 Ах, нам расстаться невозможно! Но расстаемся и поем... Шурует поезд молодежный: "Даешь-даем! даешь-даем!.." Луна с небес взирает косо на шалый поезд-хулиган... Стучат вагонные колеса, хрустально звякает стакан... Остались мамы и невесты, пьют в ресторанах болтуны... А этим – даль и неизвестность глухой таежной стороны. По рельсам радостным и скользким, в объятья песен и дубрав, одновременно с комсомольским рванул в Сибирь другой состав. Он мчит разгонисто и жарко, от перегрузки чуть живой... Скучает в тамбуре овчарка, а на подножке – часовой... И всяк живой невольно вздрогнул, и кто-то всхлипнул из девчат... Решетки четкие на окнах о нашей бренности молчат. Он будто вынырнул из глыби, из той невысвеченной тьмы... И кто-то вымолвил: "Столыпин!..