Поэмы

ЛЕТО ВТОРАЯ ПАСТОРАЛЬ, ИЛИ АЛЕКСИС

Д-ру Гарту[11]

Овец курчавых по траве росистой
Алексис гнал вдоль Темзы серебристой.
Шурша листвой, зеленая ольха
Прохладой овевала пастуха.
Гляделся с грустью он в поток зеркальный,
И вскоре замер говор волн печальный,
Когда на участь горькую пастух
Стал со слезами жаловаться вслух.
А стадо бессловесное овечье
Являло состраданье человечье.
И слезы у наяд, ручьев жилиц,
Лились при блеске Зевсовых зарниц.

Для юной Музы критик не суровый,
Вплети мой плющ ты в свой венок лавровый.
Недуг сердец неопытных, мой врач,
Тебе зато не вылечить, хоть плачь!
Спасет от Феба лиственная крона,
Увы, защиты нет от Купидона!
Я зря взываю к тишине лесной:
Лишь Эхо разговор ведет со мной.
Когда моей избранницы бездушье
Терзает сердце бедное пастушье,
Свидетели немые тайных мук —
Прозрачный ключ и густолистый бук.
Ее гордыня и бесчеловечье
С природы добротой в противоречье.
И овцам белорунным свет немил:
Их мучит зной, меня — любовный пыл.
Сжигает буйный Сириус посевы,
Но зимний хлад объемлет сердце девы.
Неся любви неразделенной груз,
В каких краях искать беглянок — Муз?
Не там ли ваш святой приют, богини,
Где Кем иль Айсис льются по долине?

Смотрелся я в прозрачный водоем.
Играл румянец на лице моем.
Зато теперь, отвергнутый, печальный,
Я больше не гляжусь в ручей хрустальный.

Пастух злосчастный, ведал ты в лесу
Любое зелье, пьющее росу.
Но, сердце излечить свое не в силах,
По крайности лечи овечек хилых!
Пускай другой проворный молодец
Сноровистей меня стрижет овец
И славится уменьем холить стадо.
Мне в этом деле первенства не надо.
О, если б Аполлон, пастуший бог,
Чело обвить мне лаврами помог!

— Я имя Розалинды нес по свету.
Возьми, — промолвил Колин, — дудку эту![12]
И отдал мне свою свирель, но в ней
Жила печаль его последних дней.
И нимфа Эхо повторяла в чаще
То имя, что хранил тростник звучащий.
Теперь висит на дереве свирель:
Презрела ты ее простую трель.
Но, будь я птицей пленной, пел бы кряду
Весь день — и поцелуй имел в награду!

Мой стих лесным твореньям по нутру.
Сатиры пляшут под мою игру.
Своим искусством козлоногий блещет,
И Пан его стараньям рукоплещет.
А нимфы, покидая влажный грот,
Подносят мне плоды и в сотах мед.
Наяды, выйдя из кустов прибрежных,
В ладонях держат горлиц белоснежных.
Влюбленных нимф я берегу дары
Для их обворожительной сестры.
А пастухи весь мир благоуханный
Вплели в гирлянду для моей желанной,
И нет на свете прелести иной,
Чем та, что я увидел в ней одной.

Покинув олимпийские чертоги,
Элизиум в лесах находят боги.
Венера и Адонис для забав
Нередко избирали тень дубрав.
А к девственной охотнице Диане
Ласкались в чащах заповедных лани.

О нимфа, молчаливый час любви
Присутствием своим благослови!
Тот мирный час, когда, устав от жара,
С холмов спустилась на ночлег отара,
И пастухи овец пригнали в хлев,
Благослови, о лучшая из дев!

Меж тем колосья золотой пшеницы
В душистые венки вплетают жницы
И на простор полей нисходит мгла.
Звучит Церере в сумерки хвала.

От века змей не видя в нашей роще,
Змея-Любовь, твоей не знал я мощи!
Поит нектаром пчел багряный куст.
Мне сладок лишь нектар любимых уст!

О нимфа! Приведи тебя наитье
В твое давно забытое укрытье,
Где моет мхи, прозрачен и певуч,
В зеленой полутьме звенящий ключ.
Любимая, тебя, в тени древесной,
Зефир дарит прохладою чудесной.
Где легкая твоя пройдет стопа,
Цветов пурпурных там полна тропа.
Будь я — Алфей, была б ты Аретуза![13]
Твой блеск воспеть мне помогла бы Муза,
Чтоб отклик звонкий птичьих голосов
Тебя благословлял в тиши лесов.
Пусть эхом вторят им холмы и гроты
И Геликона горние высоты.
О сладкопевная, тебе одной
Под силу спор с Орфеевой струной!
Твой голос, упоительно звучащий,
Пуститься в пляс дубы заставит в чаще.
Стремнины стихнут бурные окрест,
Вершины гор сойдут с привычных мест.
Летящий со скалы поток отвесный
Мгновенно смолкнет, слыша звук небесный,
И, став подобьем каменных громад,
Замрет громокипящий водопад.

11

Д-ру Гарту. — Сэмюэль Гарт (1661-1719), английский врач и поэт, был одним из первых читателей "Пасторалей" еще в рукописи.

12

Возьми, — промолвил Колин, — дудку эту! — Имя "Колин", как и "Розалинда", заимствовано из эклог английского поэта Эдмунда Спенсера.

13

Будь я — Алфей, была б ты Аретуза! — Согласно древнегреческому мифу, речной бог Алфей влюбился в нимфу Аретузу и настойчиво преследовал ее; в конце концов Аретуза превратилась в источник и слилась с водами Алфея.