Меня бранят и вслух, и втихомолку:
— Где плох пастух, пожива будет волку!
Что проку, если стадо я стерег,
А сердца своего не уберег?
Великий Пан спросил меня: — Какая
Тебя смутила сила колдовская? —
Ответил я: — О бог лесов и рощ!
Я встретил взор, таящий эту мощь.
Уйти бы мне от всех живых и сущих,
От пастухов, овец, полян цветущих.
Влечет меня Любви жестокий мир,
Где властвует коварный мой кумир.
В неведомых горах тебя, волчица,
Вскормила и взлелеяла тигрица.
О бурь, громов и пламени сестра!
Тебя извергла Этна из нутра.
О Виндзора холмы! На стих прощальный
Услышу ли ваш отклик беспечальный?
Прости, лесов торжественная сень!
Прости, и солнце дня и ночи тень!
С утеса кинусь я, чтоб мук душевных
Не знать и не слагать стихов плачевных.
Столь складно пели Эгон и Гилас!
Алмазная роса ласкала глаз,
А тени удлинились, и, при этом,
Алело небо уходящим светом.
ЗИМА
ЧЕТВЕРТАЯ ПАСТОРАЛЬ,
ИЛИ
ДАФНА
Памяти миссис Темпест[17]
Лисидас
Тирсис, напева твоего звучанье
Пленительней, чем родника журчанье,
И мелодичней, чем теченье рек,
Что плавно омывают сонный брег.
Спят овцы в одеянье тонкорунном.
Покуда дремлет мир в сиянье лунном,
И племя птичье не звенит в лесу,
Воспой величье Дафны и красу!
Тирсис
В лесу, что был зеленым и тенистым,
А нынче серебром сверкает льдистым,
Займу я у Алексиса рулад:
Своей свирелью он скликал дриад.
Учиться столь певучим переливам
Велела Темза всем плакучим ивам.
Лисидас
О боги, да прольется на поля
Дождей обилье, урожай суля!
Сказала Дафна: "Вкруг моей гробницы
Вы пойте, пастухи!" Я плетеницы
Из лавра тотчас для нее совью,
А ты веди мелодию свою.
Тирсис
Покиньте, Музы, свой ручей зеркальный,
Венок сплетите, нимфы, погребальный!
Пусть миртами засыплет слез поток
Эрот, Киприды плачущий сынок.
Когда Адонис умер, лук ненужный
Сломил Амур, с богинь любимцем дружный.
И нынче преломил он лук святой:
Любовь без Дафны стала сиротой!
Печаль свою на камне он могильном
Златой стрелой излил в стихе умильном:
"Натура, плачь! Изменчив белый свет.
Нет в мире Дафны — и любви в нем нет!"
Красот природы такова превратность,
Что туч гряда затмила дня приятность!
Роняют ветви частый жемчуг слез
На те засохшие венки из роз, —
Дань уваженья, восхищенья, чести, —
Что с ней цвели и с ней увяли вместе.
К чему в природе ждать весны примет,
Когда ни Дафны, ни красот в ней нет?
Овечье стадо корм отвергло злачный,
Телицами забыт родник прозрачный.
И стаи лебединой голоса
О Дафне грусть уносят в небеса,
Как будто среброкрылой птицы участь
Оплакивает скорбная певучесть.
И, нраву своему наперекор,
Безмолвствует в пещере эхо гор.
Лишь имя Дафны с грустью необычной
В горах звучит, как отклик мелодичный.
Ночные не сияют небеса.
На сонный дол не падает роса,
И, раскрывая лепестки спросонья,
Цветы не изливают благовонья.
— Куда девался ароматов пир? —
Осиротелый сетует Зефир
И не приносит на крылах волшебных
Полей благоуханья многохлебных.
Свой фимиам утратил пестрый луг.
Порожняя пчела жужжит вокруг,
Но не находит сладостного дара:
Где Дафны нет — не может быть нектара!
И жаворонок, в небесах паря,
Не внемлет ей, когда взойдет заря.
И птицы на ветвях, с благоговеньем,
Не станут упиваться Дафны пеньем.
Поток не перестанет вдруг журчать,
Чтоб музыке пленительной звучать.
Теперь свирель с тоскою молвит лире:
— Не стало Дафны — музыки нет в мире! —
Прошелестел деревьям ветерок,
Что отнял Дафну беспощадный рок.
Листва о Дафны жребии печальном
Пролепетала всем ключам кристальным.
Стал буйным бег доселе тихих рек,
Что слезной влагой заливали брег.
— О Дафна, скорбь и слава наша! — с грустью
Шептали волны, устремляясь к устью.
Но чудо! Вот она восходит ввысь,
Туда, где хоры звездные зажглись.
Там вечное блаженство и отрада,
Дубрав зеленых сень, полей прохлада.
О Дафна, лучшая среди богинь!
Ты взором благосклонным нас окинь,
Меж амарантов пурпурных покоясь
Иль в травах луговых бродя по пояс.
вернуться
17
Памяти миссис Темпест. — Миссис Темпест была приятельница и почитательница близкого друга Поупа, писателя Уильяма Уолша. Она умерла в 1703 г. По просьбе Уолша поэт посвятил ей свою последнюю пастораль.