Поэмы

Что слава? До могилы лишь мечта,
Ее чужие нам сулят уста;
Что слышишь, то твое, при этом сон
Ты видишь или видит Цицерон;
О нашей славе тесный знает круг,
Который составляют враг и друг;
Все остальное — тень, а призрак лжив;
Пусть умер Цезарь, а Евгений жив,[126]
В минувшие и в наши времена,
Что Рубикон, что Рейн, одна цена.
Мысль — перышко, Вождь — посох для калек;
Всех тварей лучше честный Человек.
Покрыт посмертной славой душегуб,
Но Правдой вырван из могилы труп,
Повешенный на высоте такой,
Что смрадом отравился род людской.[127]
Пустая слава — лишь заемный звук,
И славы нет без подлинных заслуг;
Всей жизни стоит, скажем без прикрас,
Один достойно проведенный час.
Пусть Римом Юлий Цезарь овладел,
Счастливее был изгнанный Марцелл.[128]

Что значит Гений для сынов Земли?
Что значит мудрым быть? Определи!
Знать, как ты мало знаешь до сих пор
И как заслужен смертными укор,
Изведать бремя тяжкого труда
Без дружеской подмоги и суда;
Других учить или спасать от бед?
Есть общий страх, а пониманья нет;
Кто первенству мучительному рад,
Вне слабостей людских и вне услад.

Взвесь этот соблазнительный залог,
Все сосчитай и подводи итог.
Взгляни, как много предстоит потерь,
Свою способность жертвовать проверь;
Привыкнешь ли ты тщетно уповать
И жизнью и покоем рисковать?
Действительно ли ты подобных благ
Желаешь, если ты себе не враг?
Желаешь лент по глупости, но были
Они на пользу вряд ли сэру Билли.[129]
Когда у грязи желтой ты в плену,
Взгляни на Грайпа и его жену.[130]
В науках жаждешь ты снискать успех?
Мудрейший Бэкон был презренней всех.[131]
Глянь ты, прельщенный звучностью имен,
Как вечной славой Кромвель посрамлен.

История научит презирать
Всех тех, кто роль пытался в ней сыграть.
Смотри: вот Счастья ложная шкала:
Богатство, Слава, Почести, Хвала!
В сердцах владык, в объятьях королев
Счастливчику грозит позор и гнев;
Коварства и тщеславия оплот,
Венеция[132] возникла из болот;
Безвинный не сподобится похвал,
И человек в герое каждом пал,
А если кровь на лаврах не видна,
Их пачкает базарная цена;
Кто лавры победителя обрел,
Тот разорил немало мирных сел.
Сокровище дурное никогда
Не избежит презренья и стыда.
А что потом? Чем жизнь завершена?
Любимчик жадный, властная жена
И пышный, но холодный мавзолей,
В котором сон последний тяжелей.
Ты полдень ослепительный сравни
И вечер мрачный в тягостной тени.
Так чем же в прошлом жизнь была горда?
Неужто смесью славы и стыда?

VII. Вот завершенье мудрости земной:
"Все счастье в добродетели одной".
Вот прочная основа наших благ,
Когда неверный нам не страшен шаг
И можно брать и можно даровать,
Чтобы заслуге восторжествовать;
Приобретенье радостно тогда,
Потеря, впрочем, тоже не беда,
Нет пресыщения для правоты,
Когда в самом несчастье счастлив ты;
Так слезы Добродетели подчас
Отрадней, чем неистовый экстаз.
Блаженству нашему предела нет,
Так как исток его — любой предмет,
Так как Злорадство, Зависть и Вражда
Не омрачают сердца никогда;
И потому Фортуна к нам щедра,
Что мы другим желаем лишь добра.

Так нас вознаграждает Божество,
Для нас блаженство только таково.
Для злых наука — лишь причина мук;
Находит счастье добрый без наук.
В сектанте чтить не станет он вождя,
Всевышнего в природе находя,
И приобщает всех к мирам иным
Сцепление небесного с земным;
Для доброго Блаженство — лишь звено,
Где с горним дольнее сопряжено;
Поймет он, что душе в конце пути
Вселенную нельзя не обрести,
Так что возлюбит Бога только тот,
Кто человеческий возлюбит род.

Ему Надежда указует цель,
Чтоб невзначай не сесть ему на мель,
И если к Вере человек не глух,
В Блаженство может погрузиться дух.
Надеяться Природа учит нас
И верить в то, чего не видит глаз,
Но тщетного Природа не сулит
И обольщаться грезой не велит;
Природою нам знанье внушено:
С Блаженством Добродетель заодно,
И лучший путь к Блаженству — это труд
На благо тех, что на земле живут.
Лишь в обществе Господень зрим завет:
Ты счастлив, если счастлив твой сосед.
Завет расширить сердцем ты готов?
Включи в него тогда своих врагов.
Соедини на благо всех людей
Величье чувств и высоту идей;
Знай: Счастие — вершина Доброты,
Чем милосердней, тем счастливей ты.

126

...а Евгений жив... — Принц Евгений Савойский (16631736) был крупнейшим полководцем своего времени; он командовал австрийскими войсками в войнах с Турцией и Францией.

127

Повешенный на высоте такой, // Что смрадом отравился род людской. — 30 января 1661 г., в годовщину казни английского короля Карла I, по постановлению парламента были публично повешены на Тайберне тела умерших "цареубийц".

128

Пусть Римом Юлий Цезарь овладел, // Счастливее был изгнанный Марцелл. — В начале января 49 г. до н. э. Гай Юлий Цезарь перешел со своими галльскими легионами пограничную реку Рубикон и двинулся на Рим. Так началась война Цезаря с Помпеем. Сенатор Марк Клавдий Марцелл был ревностным приверженцем Помпея и вместе с ним покинул Италию. После поражения Помпея в фарсальской битве Марцелл поселился на острове Лесбос.

129

Они на пользу вряд ли сэру Билли. — Имеется в виду Уильям Янг (?-1755), видный политический деятель партии вигов, о котором один из современников писал, что его имя вошло в поговорку для именования всякого ничтожества.

130

Взгляни на Грайпа и его жену... — Грайп и его жена Кларисса, постоянно конфликтующие из-за денег, — персонажи пьесы "Заговор жен" английского драматурга Джона Ванбру (1664-1726).

131

Мудрейший Бэкон был презренней всех. — Известный английский философ Фрэнсис Бэкон (1561-1626), который занимал высокий пост лорда-канцлера Англии, был уличен во взяточничестве и предан суду.

132

Коварства и тщеславия оплот. // Венеция... — Венецианская республика из-за проводимой ею политики пользовалась дурной репутацией в Европе.