Из подмастерьев вышли Мастера!
Не вдруг решил Уорд:[156] пришла пора.
Врачи проходят Курс Наук в Париже
(Изящным танцам не научат ближе)!
Кто, строя мост, не вбил ненужных свай?
Не Рипли же,[157] известный разгильдяй!
Все учатся — но только не поэты.
Любой дурак готов писать куплеты.
И все же, Сир, беда невелика.
Крамолы нет в стихах наверняка.
И Глупость служит Разуму порою.
Кто песнь поет, тот занят лишь собою.
Пусть пишет, как примерный ученик, —
Он не восстанет, не начнет интриг.
Нет денег, нет читателей — не важно.
Он скажет: Вдохновенье непродажно.
О Мщенье он рассудит: чепуха.
Размерен, как размер его стиха,
Отшельник, он Садочку сложит оду,
Безропотно садясь на Хлеб и Воду.
Вы скажете: на что нам рифмоплет,
Ведь он с чужого голоса поет!
Но и Поэт, когда он с Музой дружит,
Не воин пусть, а все ж — Державе служит.
Что, как не песнь, дитя подхватит вмиг?
Как чужестранцу выучить язык?
В чем мера есть и каждый слог на месте?
Воистину — стихи достойны чести.
Не плох Поэт, а плох он лишь тогда,
Когда Тирана славит без стыда,
Порочит Веру, развращает Нравы —
И нравятся Двору его забавы.
Несчастный Драйден! — Лжет Роскоммон! — Твой
Бессмертный лавр при Карле был трухой.
А в наши дни лишь слава Аддисона
(Не будь тщеславен он) незамутненна.
Он от дурного вкуса Юных спас,
Он Страсть заставил воевать за нас,
Он научил нас думам о Высоком
И Благо обратил в укор Порокам.
Ирландцы скажут: стих за них стоял,
В суде, да и в торговле выручал,
Он защищал Отчизну от навета.
В Ирландии чтут Свифта, чтут Поэта.
Он, как больную, врачевал Страну,
Он тронул Милосердия струну,
Он заклеймил Порок, он Честь восславил
И Луч Любви в бессмертие направил.
Но вел не он один людей из тьмы:
Как хорошо перевели Псалмы
Хопкинс и Стернхольд![158] Состраданье к сирым
Внушило силу благозвучным лирам, —
Благоговенье вызвал подвиг их. —
Олимпу по душе парнасский стих...
Поэзия труды и отдых скрасит,
От Папской власти нас обезопасит
И даже руку турка отведет.
Священник молит, а Певец поет —
И, кажется, моление — чудесней.
Но Небеса заслушаются песней.
Селяне, предки наши, в дни страды
Трудом и потом праведно горды,
Венчали жатву ежегодным Пиром —
Беспечной пляской, пением всем миром.
Их жены, домочадцы — весь народ
Пускался в непременный хоровод,
Повсюду смех звучал, стучали чаши —
Умели веселиться предки наши.
Шутили друг о дружке пресмешно,
Друзьями оставаясь все равно.
Не Время ли само возревновало,
Вложив в уста невинным шуткам жало?
Друг, ополчась на друга, дом на дом,
Вступили в тяжбу жалящим пером;
А побежденные в словесном споре
Уже взывали к Правосудью вскоре,
И Правосудье начинало мстить. —
Поэты, поскучнев, учились льстить,
А не язвить. — Лишь те, кто посмелее,
Не поступились Волею своею —
И вот Сатира в мире завелась,
И славит Благо, разгребая Грязь.
Мы Францию пленили. Но искусство
Французское пленило наши чувства.
Мы полюбили прихотливый стих,
Изысканность, безвестную до сих.
Уоллер перевел мосье Корнеля,
Но рифмы, с ним сравнимые на деле,
Лишь в Драиденовых строках зазвенели, —
Хоть кое в чем, на наш британский вкус,
Тем Драйден и хорош, что не француз.
Поэтика! о ней мы не грустили,
Пока Братоубийством путь торили;
Ведь и Корнель, и яростный Расин
К нам припозднились не на год один.
Не то чтоб мы трагедии не знали, —
Ведь Отвей был,[159] ведь был Шекспир вначале,
Но Отвей был не так уж и велик,
А у Шекспира был дурной язык.
И Драйден — при своем усердье — все же
Вычеркивать не научился тоже.
Иной вздохнет: а стоит ли огня
Комедии мышиная возня?
Хоть Помысла высокое стремленье,
Как учит Жизнь, еще не извиненье.
Как редок в этом деле Идеал!
Глупцов ли Конгрив эдак обозвал?[160]
У Фаркера вульгарны диалоги,[161]
У Вана — сами замыслы убоги,[162]
Хоть шутки и не плохи. Метит в цель
Астрея:[163] все прямехонько в постель!
А Сиббер вообще ничем не блещет,[164]
Хоть публика ему и рукоплещет.
И пусть их Гонор непомерно яр,
У всех одна забота — Гонорар.
О вы! за славой мчащиеся вместе,
Ладьи сует под ветром пошлой лести.
Какую бурю подняли гребцы,
Идя ко дну, а метя — во дворцы!
Искатель Лавров отдыха не знает —
Волна то валит с ног, то поднимает;
А тот, кто удостоился похвал,
Глядишь — иль разжирел, иль отощал.
вернуться
Не вдруг решил Уорд... — Джошуа Уорд (16851761) был врачом-шарлатаном, привезшим из Франции патентованные капли и пилюли, с помощью которых осуществлял лечение; ему покровительствовал сам король; приемы лечения Уорда были в то время предметом самых различных толков.
вернуться
Не Рипли же... — Томас Рипли (?-1758), плотник, был обязан своей карьере архитектора премьер-министру Уолполу.
вернуться
Хопкинс и Стернхольд! — Джон Хопкинс (?-1570) и Томас Стернхольд (?-1549) были авторами переводов на английский язык Псалмов Давида.
вернуться
Ведь Отвей был... — Томас Отвей (1652-1685) был одним из видных драматургов времен Реставрации.
вернуться
Глупцов ли Конгрив эдак обозвал? — К глупцам Поуп, вероятно, относит Бриска и Уитвуда — персонажей пьес "Двойная игра" и "Так поступают в свете" английского драматурга Уильяма Конгрива (1670-1729). О характере Уитвуда Конгрив писал, что он смешон не в силу своей природной глупости, а больше из-за желания во что бы то ни стало выказать свой ум.
вернуться
У Фаркера вульгарны диалоги... — Джордж Фаркер (1678-1707) — английский драматург.
вернуться
У Вана — сами замыслы убоги... — Упоминается английский драматург Джон Ванбру (1664-1726).
вернуться
Астрея... — Имеется в виду английская писательница Афра Бен (1640-1689).
вернуться
А Сиббер вообще ничем не блещет... — Колли Сиббер (1671-1757) — английский комический актер, драматург и поэт-лауреат. На него Поуп обрушил в "Дунсиаде" огонь уничтожающей критики.