- Интересно, о чем же? - с подозрением уточнила Мэри. Половник сам лег в руку.
- Мне нужно кое-что забрать, - сверкнул улыбкой поэт из-за россыпи зеленых листьев. - Всего лишь старую тетрадку.
- Всего лишь тетрадку, - угрожающе повторила его собеседница. - А еще столовые приборы и бюст Святого Вениамина в придачу!
- Ну почему же сразу Вениамина, - не согласился Лиэтти. - Тут есть бюсты и поинтереснее.
И очень выразительно глянул вниз. Мэри вспыхнула и застегнула жилетку под горло. Стало жарко и еще более неловко, зато Фирен прямо-таки расцвел.
- Не судите строго, прелестная дева, отвык я от избранного общества! Вы лучшее из всего, что я видел за последние пять лет!
- Где же вас, сударь, носило? - помимо воли заинтересовалась Мэри. Комплимент пришелся ей по вкусу, но поддаться лести мешали некоторые объективные реалии. В здешних кругах леди Онеги отнюдь не считалась признанной красавицей.
Ответить Лиэтти предпочел снова в стихах:
- Посажен в каменную клеть,
Чтоб в ней безвестным встретить смерть.
- Какой ужас, - искренне оценила Мэри новую попытку стихосложения. - Давайте на этом остановимся. Скажите, где лежит ваша тетрадь, и я вам ее принесу.
- О, это было бы прекрасно! - посветлел лицом поэт. - Я оставил ее под половицей у крайнего правого окна в верхней спальне.
- В той, что с деревянными панелями? - уточнила девушка.
- Именно! - кивнул Лиэтти. - О, как мне повезло встретить вас в это чудесное утро!
Откашлявшись, он добавил:
- Я не убивец и не вор,
Два персика - не приговор!
- Да я поняла, - поморщилась леди Онеги. - Я постараюсь вернуться как можно быстрее.
И Мэри зашагала к дому, по-прежнему сжимая половник. В конце концов, сервиз не жалко, а вот фамильный черпак следовало уберечь от поползновений загадочного гостя.
Тетрадь она нашла быстро - удивительно, что никто до сих пор не обратил внимания на оттопыривающуюся половицу. Впрочем, дом им достался в весьма плачевном состоянии, а денег вечно не хватало на капитальный ремонт. Все из-за дядюшки Огюста, который проигрывал в карты все деньги, зарабатываемые дядюшкой Сильвестром, пока дядюшка Герберт писал свой бессмертный труд по землеописанию.
Подосадовав на свое неуемное любопытство, Мэри все-таки заглянула под обложку найденной тетради. К ее удивлению там обнаружился текст известной во всей империи современной любовной поэмы «Эван и Эванна», которую можно было найти в библиотеке любого уважающего себя семейства.
Протягивая рукопись Фирену, Мэри не удержалась от комментария:
- Признаться, я в смятении - ожидала увидеть как минимум план заговора против императора, а нашла всего лишь очередную копию всенародного шедевра.
Лицо поэта внезапно заострилось еще сильнее, а руки сжали ветку дерева с такой силой, что с нее слетели листья.
- Что вы имеете в виду, любезная дева, под всенародным шедевром?
Мэри на всякий случай сделала шаг назад.
- «Эван и Эванна» - одна из самых популярных поэм, о которых я слышала. Говорят, маэстро Аранте превзошел сам себя. Даже меня заставляли учить эти клятые рифмы к выпускному балу в пансионе. Надо сказать, я не осилила дальше второго катрена, но...
- Все пропало, - с отчаянием воскликнул Фирен, схватившись за кудрявую голову и едва не упав с дерева. - Боги, пять лет я жил одной надеждой - обессмертить однажды лирический труд всей своей сознательной жизни, и вот:
- Обманут, предан и распят
Аранте, ты мне был как брат!
- Вы с ним знакомы, - поняла Мэри. - Только не говорите, что он отнял у вас ваше произведение.
Красноречивый стон был ей ответом.
- А вас посадил в «каменную клеть», чтобы защитить себя от возможных претензий,- продолжила девушка.
Поэт убрал руки от лица и взглянул на Мэри потухшим взглядом:
- Я был поэтом, но, увы,
Пал жертвой друга и молвы.
Продекламировав эти строки, Фирен одним движением соскочил на землю и зло сказал:
- Ну, значит, так тому и быть. Кто умер, тот уже не воскреснет. Прощайте, миледи, жаль, я так и не узнал вашего имени!
И в следующее мгновение бросился к забору. Прутья ограды были расположены достаточно далеко друг от друга, чтобы худой поэт смог протиснуться между ними. Мэри поспешила следом вместе с тетрадью, но ей не удалось преодолеть преграду. И все из-за прекрасного бюста, которым восторгался Лиэтти.
- Мда, неловко вышло, - вслух подумала леди Онеги, провожая взглядом удаляющуюся фигуру в монашеском одеянии.
Два дня спустя Фирен Лиэтти, нахохлившись, сидел на своей койке в приюте «Одинокий парус» и старательно сходил с ума. Решив, что только безумие сумеет умерить охватившее его отчаяние, поэт шаг за шагом двигался по скользкой дороге душевной ненормативности. К сожалению, пока выходило не очень, особенно сильно Фирену мешали видения и сны, в которых милая леди с половником кормила его персиками.