– Нет.
– Вот и меня тоже так не называй.
Он поднял руки: при желании этот жест можно было истолковать как знак согласия.
– Почему, интересно, я не могу посмотреть дело Лофтон? Ты же все равно не сумеешь довести его до победного конца.
– Кто это сказал?
– Я говорю. Ты боишься этого расследования, приятель: ты видел, до чего оно довело Шона, и не хочешь, чтобы то же самое случилось с тобой. Поэтому папка с документами наверняка валяется в каком-нибудь глухом ящике и даже успела покрыться пылью – готов поспорить на что угодно.
– Эй, Джек, да ты, оказывается, набит дерьмом под самую завязку. Если бы ты не был братом своего брата, я бы уже давно вышвырнул тебя отсюда, да еще наподдал сзади для скорости. Ты действуешь мне на нервы, а я этого не люблю.
– Вот как? Тогда попытайся представить, что чувствую я. Ты совершенно прав, приятель, я – брат своего брата, и мне сдается, что вся эта петрушка касается меня гораздо больше, чем кого бы то ни было.
Сент-Луис издал самодовольный смешок, явно намереваясь меня унизить.
– Эй, Большой Пес, как насчет того, чтобы выйти наружу и поднять ногу на пожарный гидрант или на какой-нибудь столбик? – осведомился я.
Векслер едва не рассмеялся, сдержавшись лишь в последний момент. Лицо Сент-Луиса побагровело.
– Ну ты и дешевка, – сказал он. – Да я тебя…
– Ну хорошо, побузили, и будет! – вмешался Векслер. – Успокойтесь, парни. Кстати, Рэй, может быть, тебе действительно пора пойти покурить? Я только поговорю с Джеком, вправлю ему мозги и догоню тебя.
Я выбрался из тесной кабинки, давая Сент-Луису возможность удалиться. На прощание он наградил меня мрачным взглядом, свидетельствующим о том, что я нажил себе смертельного врага. Я промолчал и вернулся за столик.
– Допивай, Векс. Нечего притворяться, будто перед тобой вовсе не «Джим Бим».
Векслер хмыкнул и отпил большой глоток.
– Ты знаешь, близнецы вы или нет, но в тебе и впрямь очень много от брата. Ты не сдаешься просто так и умеешь вести свои дела довольно хитрым образом. Если сбреешь бороду да подрежешь волосы – а то ты с этой прической смахиваешь на хиппи, – то с расстояния двух шагов запросто сойдешь за Шона. Вот только со шрамом придется что-то сделать.
– Так как насчет досье?
– В смысле?
– Показать его мне – твой долг перед Шоном.
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь. Я не смогу забыть о смерти брата до тех пор, пока не увижу материалов дела. Я просто пытаюсь разобраться, что же все-таки такое случилось с Шоном.
– И заодно пытаешься написать об этом.
– Да пойми же ты наконец, что я репортер! Если я смогу написать об этом, значит я смогу это понять. И навсегда похоронить свои сомнения. Это, собственно, все, чего я добиваюсь. Не больше, но и не меньше.
Векслер отвернулся и взял в руки счет, который официантка положила на стол. Потом он одним глотком допил все, что оставалось в бокале, и встал. Глядя на меня сверху вниз, он тяжело вздохнул, и я почувствовал исходивший от него густой запах бурбона.
– Идем в контору, – сказал Векс. – Я дам тебе на все про все ровно час. – С этими словами он поднял вверх указательный палец и повторил, должно быть, на случай, если я плохо его понял: – Один час, не больше.
В рабочей комнате отдела по борьбе с преступлениями против личности я сел за стол, которым пользовался мой брат. Его еще никто не успел занять. Возможно, отныне это место будет считаться несчастливым. Векслер задержался возле стены, вдоль которой выстроились железные шкафы с делами, и теперь рылся в одном из них. Сержанта Сент-Луиса нигде не было видно; судя по всему, он предпочел не иметь к происходящему никакого отношения.
В конце концов Векслер отошел от шкафа, держа в руках две толстые папки. Их он и положил передо мной.
– Это все?
– Все. У тебя час, время пошло.
– Но послушай, это же стопка бумаг чуть не в пять дюймов толщиной! – Я попробовал поторговаться. – Может, я возьму это домой и верну в целости и сохранности через…
– Будешь работать тут, Макэвой. Положи перед собой часы, потому что ровно через шестьдесят минут эти папки отправятся обратно в сейф. Постарайся уложиться в пятьдесят девять. Не теряй времени.
Я решил прекратить бесполезные попытки и открыл первую папку.
Тереза Лофтон, очаровательная юная девушка, была студенткой педагогического факультета. Она поступила в Денверский университет, чтобы получить диплом о высшем образовании и стать учительницей начальных классов. Впрочем, это должно было произойти еще не скоро; пока же Тереза училась на первом курсе, жила в кампусе и подрабатывала воспитательницей в детском саду при семейном общежитии.