Я кивнул.
– Вы ведь не видели, чтобы он выходил из машины и подходил к озеру? – уточнил я. – Перед тем как выстрелить?
– К озеру? Нет. На берегу никого не было.
Я стоял молча, пытаясь придумать еще какой-нибудь вопрос.
– Они там так и не докопались – почему? – неожиданно спросил Пенна. – Какая такая причина заставила его стрелять? Я же знаю – он вроде как был офицером полиции.
Я отрицательно качнул головой. Мне вовсе не хотелось обсуждать подобные вещи, тем более с посторонним. Поблагодарив сторожа, я побрел обратно на стоянку, а Пенна принялся запирать входную дверь. «Темпо» был единственной машиной на этой аккуратно расчищенной площадке.
Неожиданная мысль сверкнула у меня в голове, и я обернулся.
– Как часто здесь чистят снег?
Пенна подергал замок и отступил от двери на пару шагов.
– Да после каждого снегопада.
– А где ваша машина?
– Ниже по шоссе, примерно в полумиле, находится наш хозяйственный двор, где хранится всякий инвентарь. Утром я оставляю там свою тачку и поднимаюсь сюда по тропе, а вечером спускаюсь обратно.
– Может, вас подбросить?
– Спасибо, не надо. По тропе я доберусь туда быстрее вас.
Возвращаясь в Боулдер, я всю дорогу вспоминал тот последний раз, когда был на Медвежьем. Тогда тоже была зима, но озеро не замерзло, во всяком случае – не везде. И, покидая его теперь, я, как и в прошлый раз, чувствовал себя продрогшим и одиноким. И виноватым.
Рили выглядела так, словно со времени нашей последней встречи состарилась лет на десять. Однако, даже несмотря на это, я застыл как громом пораженный, лишь только она отворила дверь, неожиданно осознав то, чего не замечал раньше. Тереза Лофтон была удивительно похожа на девятнадцатилетнюю Рили Макэвой. Интересно, догадался Скалари или кто-нибудь другой довести этот факт до сведения психоаналитиков?
Рили пригласила меня войти. Очевидно, она знала, что выглядит скверно, потому что, открыв дверь, сразу отступила в глубину коридора и подняла ладонь к лицу, надеясь скрыть следы своего горя. Я увидел, что Рили тщетно пытается улыбнуться, и отвел глаза.
Потом мы прошли в кухню, и она спросила, не приготовить ли кофе, но я, по старой привычке опускаясь на стул возле обеденного стола, заверил ее, что зашел ненадолго. Всякий раз, когда мне случалось бывать у брата, мы сидели на кухне; это не изменилось даже с его смертью.
– Я хотел сказать тебе, что собираюсь написать о Шоне.
Рили долго молчала, глядя в сторону. Потом она поднялась со своего места и принялась с отсутствующим видом сливать воду из посудомоечной машины. Я ждал.
– Это… обязательно? – спросила она наконец.
– Да. Думаю, да.
Она ничего не ответила.
– Я должен буду позвонить этому психоаналитику, Доршнеру. Не знаю, станет ли он говорить со мной, однако теперь, когда Шона больше нет, я не вижу, почему бы ему и не ответить на мои вопросы. В любом случае доктор может позвонить и спросить твоего разрешения…
– Не волнуйся, Джек. Я не стану тебе мешать.
Я с признательностью кивнул, хотя и заметил в ее голосе гневные нотки.
– Сегодня я говорил с копами и ездил к озеру.
– Я не желаю слышать об этом, Джек. Если ты намерен написать статью – пиши, это твое дело. Делай, что должен. Но я не хочу ничего слышать об этом – так я решила. И читать твою статью я тоже не буду. Я должна делать то, что должна.
– Понимаю, Рили, но одну вещь мне все-таки придется у тебя спросить. После этого я оставлю тебя в покое и не стану больше впутывать в эти дела. Обещаю.
– Что значит – в покое? – вдруг взвилась она. – Хотела бы я быть ни при чем, да не могу. Я ведь не где-то в стороне нахожусь, я в самом эпицентре этого… этого несчастья, и так будет продолжаться до самой моей смерти. Ты об этом хочешь написать, да? Или ты считаешь, что существует способ как-то справиться с… – Она неожиданно всхлипнула. – Что мне делать, Джек?..
Я уставился в пол. Больше всего мне хотелось уйти, но я не мог этого сделать. Боль и гнев Рили жгли меня, словно жар от раскаленной духовки.
– Ты хочешь знать о той девушке, да? – спросила Рили чуть более спокойным голосом. – Об этом спрашивали меня все полицейские.
– Да. Скажи, почему дело Терезы Лофтон… – Я запнулся, пожалуй впервые за свою репортерскую карьеру затруднившись сформулировать свой вопрос.
– Почему это убийство заставило Шона забыть обо всем хорошем, что было в его жизни? – пришла мне на помощь Рили. – Я не знаю – вот мой ответ. Ни черта не знаю и не понимаю!
В ее глазах снова показались слезы гнева, словно ее муж не умер, а ушел к другой женщине. А тут еще я оказался перед ней – самое точное подобие Шона, какое только можно себе представить. Как она вообще может на меня смотреть? Неудивительно, что вдова обрушила свою боль и разочарование именно на меня.