В конце января, когда делу Лофтон исполнился месяц с небольшим, а сообщения о ходе расследования почти исчезли из печати, я сделал первый шаг в этом направлении. И, как оказалось, совершил ошибку.
Одним январским утром я явился к Грегу Гленну, главному редактору отдела городских новостей, и сообщил ему, что хотел бы попробовать сделать большой материал по делу Лофтон. Собственно говоря, подобные вещи были моей специализацией, в которой я успел достичь значительных высот; мои статьи, посвященные самым громким убийствам, сделанные как бы вдогонку событиям, занимали далеко не последнее место в империи новостей «Роки-Маунтин ньюс». Говоря языком штампов, принятых в нашем газетном мире, эти статьи следовали за сенсационными заголовками, чтобы рассказать читателям, как все было на самом деле.
Итак, я пошел к Гленну и напомнил ему, что у меня есть что сказать об этом интересном деле. Я объяснил ему, что расследование ведет мой брат, который вряд ли станет говорить на данную тему с кем-нибудь, кроме меня. Гленн не колебался ни минуты, хотя и знал, сколько времени и сил уже потратил на Лофтон Ван Джексон. Я, впрочем, с самого начала знал, что это его не остановит. Единственное, что интересовало редактора, так это возможность раздобыть для нашей газеты материал, которого нет у конкурентов из «Денвер пост», и через несколько минут я уже выходил из кабинета главного, получив его полное одобрение.
Ошибка моя заключалась в том, что я объявил Гленну об имеющемся у меня доступе к любопытным материалам до того, как поговорил с Шоном. Когда на следующий день я прошел два квартала, отделявшие редакцию от здания городского управления полиции, и, пригласив брата на ланч, попробовал завести с ним разговор о задании, над которым работал со вчерашнего дня, Шон неожиданно дал мне, как говорится, от ворот поворот.
– Придется тебе дать задний ход, Джек, – сказал он. – К сожалению, я ничем не могу тебе помочь.
– Почему? – удивился я. – Это же твое дело, ты его ведешь.
– Да, это дело поручено мне, но я не стану сотрудничать ни с тобой, ни с кем-либо другим, кто захочет о нем писать. Некоторые моменты общего характера я уже сообщил нашей пресс-службе. С ними ты можешь ознакомиться. Что же касается подробностей… извини, но их не будет.
Шон отвернулся и уставился куда-то вглубь кафетерия, в котором мы беседовали. Эта его привычка не смотреть мне в лицо, когда между нами возникали разногласия, неизменно действовала на нервы. Когда мы были мальчишками, я бросался на Шона, стоило только ему отвернуться, и принимался дубасить. К сожалению, теперь я не мог поступать, как прежде, хотя порой – не скрою – мне очень этого хотелось.
– Но, Шон, у меня могла бы получиться отличная статья. Ты должен…
– Я ничего никому не должен, и мне плевать, какая из этого может выйти статья. Я знаю только одно: это очень скверное дело, Джек. Ясно? Оно никак не выходит у меня из головы, и я не собираюсь помогать твоей газете увеличивать тиражи…
– Ну, что же ты замолчал? Шон, мне наплевать на тиражи! Да и на саму газету тоже начхать! Но я ведь журналист, черт побери! И не могу упустить такую тему! Ты же отлично понимаешь, насколько это для меня важно! Ты прекрасно знаешь, что я думаю по этому поводу!
В конце концов Шон повернулся ко мне.
– Что же, а теперь ты знаешь, что думаю по поводу этого расследования я сам, – медленно проговорил он.
Некоторое время я молчал, потом вытащил «Кэмел». Тогда я курил мало – не больше половины пачки в день – и вполне мог обойтись без той конкретной сигареты, однако знал, как моя привычка раздражает Шона. Я всегда закуривал, когда мне нужно было воздействовать на него.
– Это зал для некурящих, Джек.
– Тогда позови управляющего. В этом случае ты арестуешь хоть кого-нибудь.
– Почему ты всегда начинаешь брызгать ядом, когда не можешь добиться того, чего тебе хочется?
– А ты? Ты же не можешь довести до конца это дело, верно? Вот где на самом деле собака зарыта! Ты просто не желаешь, чтобы я копался в твоем грязном белье и писал о твоих промахах и неудачах. Ты поднял лапки кверху, дружок.
– Не пытайся ударить меня ниже пояса, Джек. Ты же знаешь, это никогда не срабатывало.
Он был прав. Никогда.
– Тогда в чем дело? Может быть, ты хочешь сохранить эту маленькую историю-страшилку для себя лично? Что, я угадал?