22 июня 2013
Случай из моей жизни
Моя жена... она ушла от меня. На этой фотографии она холодна, надменна и непреклонна. Губы сомкнуты. Взгляд пронизывающий и, в общем-то, стеклянный. А каким ему еще быть, когда через минуту она закроет дверь, оставив ключи на полке? Я попросил ее присесть на стул. И сфотографировал, говоря под видом шутки, что в гневе она прекрасна и, мол, хочу запечатлеть. От гнева не осталось и следа. Одно холодное надменное разочарованье.
Мне ли не бить себя в грудь? Мне ли не смотреть ей вслед, когда столько лет влачили нищенское существованье? Я не мог напечатать ни одной рукописи, издатели отказывали мне, считая сочинения мои вздором и бредом сумасшедшего. Жена, еще в университете, будучи студенткой, сказала, задержав дыханье, что гений я. И я поверил, что есть душа, которая всецело понимает и разделяет мой нелогичный мир. Женившись, я почел, что осчастливил Эмму. Тогда как это я был счастлив и беспечен, жена кормила нас двоих, не зная развлечений; радости, с которой женщина примеривает новенькое платье, туфли, колечки и колье... Все это не по карману было мне. Я не одаривал ее ничем. Как впрочем, не переставал напоминать, что выпала ей честь моею быть женою...
И вот дверь хлопнула. Она ушла. А я смотрю на фотоснимок. И плачу как дитя. И к Господу взмолил, просил простить мне грех гордыни мерзкой, дать шанс вернуть жену... Я дни и ночи напролет провел в молитве покаянной. Очистив сердце, написал письмо издателю и приложил поэму, которую создал в минуты горя. И не рассчитывая на положительный исход, пошел и нанялся разносчиком продуктов на дом. Минула осень, как утром ранним я развозил молоко, кефир, сметану молодым мамам и глубоким старикам. А с первым снегом ко мне вернулась Эмма... в глазах ее стояли слезы, в руках она держала свежий номер известного журнала... От усталости я приходил домой и засыпал мертвецким сном. А чуть заря - меня ждала работа. И за три месяца, да-да, ни разу не открыл почтовый ящик... Читатель мой, стоит ли говорить, как счастлив я?.. и прежде тем, что возвратил мне Бог жену, - мою возлюбленную музу...
29 июня 2013
В лабиринтах неба
Теперь ты приходишь в лучах света... в белых одеждах... мой одинокий поэт. Нашел ли успокоение в сердце своем? Освободилась ли душа от ядовитых стрел клеветников, суда толпы презренной? Смотрю на тебя и вижу спокойную задумчивость, с которой обычно сидел на узкой кровати, беседуя с Музой... Она была постоянной спутницей твоей, ты поверял ей свои думы и сердечные тайны. Она вела тебя за руку по коридорам неведомых царств, и возвращаясь из путешествий, ты обмакивал в чернила перо и писал... Любил ли ты меня?
Любил ли ты меня... простую девушку, что стряпала тебе, стирала одежды твои и латала дыры на ней? Любил ли ты меня... ту, что покинула родительский кров, забыв о гордости, разделила с тобой триста ночей и триста дней? Любил ли ты меня, любившую тебя безмерно?..
Теперь ты приходишь в лучах света... в белых одеждах... Приходишь во сне... Или это я зову тебя, тревожа душу твою? "Любил ли ты меня?" - одержимая сомненьем, прислушиваюсь к дыханию ночи. Тишина... Боже! Где это еле уловимое: "да... да... да...", когда сжимал в объятьях страстных мою обнаженную стыдливость? когда был схвачен стражей короля и предан толпе на растерзанье... когда увидев изуродованное тело твое, я умерла, не выдержав сей пытки...
8 июля 2013
Противостояние
- Немного солнца в ночи закрытых окон... и в черной речке твоих волос, очей и губ...
- Ты мастер очаровывать, хотя и не поэт.
- Мне кажется, ты с большим удовольствием произнесла б - мерзавец.
- Ты почитаешь удовольствием - признать тебя мерзавцем?
- Зачем - признать? Человек, по-твоему, не склонен ошибаться?
- Еще ты мастер выходить сухим и невредимым из воды.
- Одни нападки. Быть может, повод был иль слух? Что вдруг ко мне ты охладела?
- Охладела?
И помолчав, добавила:
- Боюсь произнести - возненавидела (ну, скажем) ненароком...
- Вот просто так? Проснулась в свете солнца и поняла, что ненавидишь?
- Наверно так.
- С тобой опасно.
- Даже?
- Само собой. Я не могу предугадать, что ты подумаешь, когда проснешься завтра.
- Ты словно уж на сковородке.
- И вновь какие-то туманные намеки, обвиненья.
- Все думаю, расскажешь или нет? о ритуале, который всем известен - нанизывать на шелковую нить костяшки - своеобразный список жертв.
- О нет! Что слышу я? Враги. Враги повсюду. Кому-то выгодно такие сплетни распускать, чтоб очернить меня в глазах прекрасных дев, не знающих меня настолько, чтоб с легкостью вестись на клевету...
- Но вам не привыкать? Не так ли?
- Мы перешли на "вы"?
Молчанье.
- Порою репутацию нам создает по своему уразуменью окруженье...
Адель в сторону:
- Врет.
Недолгое молчанье.
- Могу ли я исправить положенье и доказать вам искреннее расположенье, симпатию и братскую любовь?
- И братскую любовь? С чего вдруг?
- Надеяться на большее не смею. Или нет?
- Не в ваших правилах справляться у девицы - на что вы смеете надеяться. Смешно.
- Сегодня вы не в духе. Я, право же, расстроен. Позвольте проводить вас. Но если вы останетесь в гостях, позвольте удалиться. Дорогой мне о многом придется размышлять.
- Как вам угодно. И спокойной ночи.
- Боюсь, спокойно спать мне вряд ли уж придется...
- Месье Арно, простите... но мне нет дела, что неспокойной выдастся вам ночь.
- Действительно. Поклон, мадемуазель, и извиненья. Еще раз доброй ночи.
- Доброй.
Месье Арно в своих покоях.
- Какой-то мерзкий тип перебежал дорогу. Кусочек лакомый с тарелки снял грязными и жирными (уверен я) пальцами.
Запустив руки в волосы, расставив ноги и опустив голову, месье сидит на кровати в нижнем белье, не сняв чулки и туфли.
- А я ведь был уже у входа... У входа в райский девственный цветок. Благоухающий бутон, как голубое утро нераскрытый, не знающий оттенков цвета страсти от нежно-розового до кричащего багрянца. И чем девица дверь прикроет крепче, тем похотливое желанье ворваться вихрем внутрь сродни азарту схожему с игрой в рулетку. Что ж... Сегодня на ночь вызову кокотку. А завтра буду штурмом брать то, что принадлежит по праву. Но уж когда добьюсь строптивую Адель (сотрясая указательным пальцем в воздухе), свою победу разнесу по всем домам. Никто ее не примет, не взглянет без усмешки, а замуж (ахаха!) подавно не возьмет! О, как мысль о мести согревает душу! Бальзамом разливается по чреслам. И клонит, наконец-то, в сон. Я засыпаю в предвкушенье пурпура в рассветном небе, как алых поцелуев россыпь на белых простынях. Аллегро! Крещендо! Брависсимо! Ах!
Обращается к слуге:
- И пусть музыканты играют до утра под дверью, понял?
- О да, месье. Не беспокойтесь. Понял. Распоряжусь.
Мадемуазель Адель в покоях.
- Благодарю Тебя Господь, что Ты послал мне праведного мужа. Не став очередной постыдной жертвой, меня Ты защитил от зла, которому противостоять мне было б трудно... До бракосочетанья по совету матушки и графини тети, затворюсь в монастыре. Хвала Тебе, Господь, на небе. Клянусь, что до скончанья дней я буду верною супругой и (если дашь) - и матерью примерной. А в день, когда решишь, что время истекло и... овдовею, я в монастырь уйду, чтоб петь Тебе хвалу. Благослови на сон грядущий, Боже.