1
На Крыше Мира
с Тянь-Шанем рядом
вершин
Памира
белеют гряды.
Памир
вы видели?
Он удивителен.
Над зноем Индии
он
весь заиндевел,
и Гиндукушу
он смотрит в душу.
В час
самый ранний,
когда светает,
привет
багряный
он шлет Китаю,
как друг навеки.
И неустанно
творит все реки
Таджикистана.
Спят перевалы,
через которые
шли караваны
во мгле истории.
Все трудно,
честно,
сурово,
строго.
Скалой отвесной
скользит дорога.
Сорвешься —
кончено!
Лишь пыль всклокочена…
Путь
Марко Поло —
мир словно умер,
безлюдно,
голо.
А горы
в думе
о гуле странном
за океаном:
какая тень там,
над континентом?
Кто не взволнован,
не поколеблен
их вечно новым
великолепьем!
Здесь
нет двуличия —
одно величие!
Но не презрителен,
он
только старше,
седой президиум
планеты нашей.
Арены,
бездны,
ручьев рождение,
морены тесные нагромождения,
размывы,
срывы,
где ждет разведчиков
внезапность бедствия,
где глетчер Федченко
ползет,
как шествие
горбатых статуй
в сосульках спутанных,
покрытых прахом
и в лед закутанных
гигантских женщин,
объятых страхом
у скользких трещин…
Лавин
падение
с грохотом бешеным,
оскалы хаоса
тысячеликого,
и где смыкается
Цепь Академии
с хребтом заснеженным
Петра Великого,
где льдины плотные
и фирн
спресованный
все склоны заняли, —
там,
как высотные
Природы здания,
закрыв снегами
свои морщины,
недосягаемые
стоят вершины.
Уже окончились
сады миндальные
Сталинабада,
уже видали мы
алмазно-солнечный
блеск ледопада,
и смерч,
крутящийся
багровой массой,
и дико мчащийся
брод Танымаса.
Уже поблизости
в камнях
под скалами
обросший известью
ключ
отыскали мы…