Выбрать главу
Но трещина,                изломом призмы рассекшая овал стекла, как подпись                   очевидца жизни минувшее пересекла.
И тускло отражались веки в двуглавых зеркальцах монет. Все это               спрятано навеки… Навеки, думаете?                                  Нет! —

Все это в прошлом, прочно забытом. Время его истекло. И зеркало гаснет в чулане забитом. Но вот что: тебя у меня отнимает стекло. Нас подло крадут отражения. Разве в этой витрине не ты? Разве вон в том витраже не я? Разве окно не украло твои черты, не вложило в прозрачную книгу? Довольно мелькнуть секунде, ничтожному мигу — и вновь слистали тебя. Окна моют в апрельскую оттепель, — переплеты прозрачных книг. Что в них хранится? И дома — это ведь библиотеки, где двойник на каждой странице: то идет, то поник. Это страшно, поверь! Каждая дверь смеет иметь свою тень. Тысячи стен обладают тобою. Оркестр на концерте тебя отражает каждою медной и никелевой трубою. Столовый нож, как сабля наголо, нагло сечет твой рот! Все тебя здесь берет — и когда-нибудь отберет навеки. И такую, как ты, уже не найдешь ни на одной из планет. Как это было мною оказано? —

«И тускло отражались веки в двуглавых зеркальцах монет. Все это                спрятано навеки… Навеки, думаете?                               Нет!»
Все в нашей власти,                       в нашей власти, И в антикварный магазин войдет магнитофонный мастер, себя при входе отразив.
Он изучал строенье трещин, он догадался,                     как постичь мир отражений,                         засекреченный в слоях невидимых частиц.
Там —          среди редкостей витрины, фарфора,                 хрусталя,                                колец — заметит он овал старинный, вглядится,               вспомнит наконец
пятно,         затерянное в детстве, завешанное кисеей, где,          как пропавшая без вести, она исчезла…                     Где ж ее
глаза,            открывшиеся утром (но их закрыть не преминут), и где         последняя минута, где предыдущих пять минут?
Ему тогда сказали:                          — Выйди! — И повторили:                       — Выйди прочь! — Кто ж,             кроме зеркала,                                        увидел то, что случилось в эту ночь?
— С изъяном зеркальце,                                   учтите. — А, с трещиной…                      Предупрежден. — Вы редкости, я вижу, чтите…
Домой,            под проливным дождем домой,           где начат трудный опыт, где блики в комнате парят, где ждет,             как многоглазый робот, с рентгеном схожий аппарат;
где,           зайчиком отбросив солнце, всю душу опыту отдаст живущий в вечном эдисонстве и одиночестве —                               фантаст. —

Но путь испытателя крут, особенно если беретесь за еще не изведанный труд. Сначала — гипотеза, нить… Но не бойтесь гипотез! Лучше жить в постоянных ушибах, спотыкаясь, ища… Но однажды сквозь мусор ошибок выглянет ключ. Возможно, что луч, ложась на стекло под углом, придает составным особый уклон, и частицы встают, как иглы ежа: каждая — снимок, колючий начес световых невидимок. Верно ли? Спорно ли? Просто, как в формуле:

(Эн квадрат равняется единице плюс дробь, где числитель четыре пи эн е квадрат, а знаменатель некое К?)

Но цель еще далека, а стекло безответно и гладко. Но уже шевелится догадка! Что, если выпрямить иглы частиц, возвратить, воскресить отражение? Я на верном пути! Так идти — от решения к решению, пи за что не назад! Нити лазеров скрещиваются и скользят. Вот уже что-то мерещится! —

Покроет               серебристый иней поверхность света и теней, пучки             могущественных линий заставит он скользить по ней.