Инак
Упал Ваель —
сбит водопадом,
иду за братом!
Ада
Инак, вернись!
Вам нет возврата.
Инак
Ныряю! Вниз!
Цинна
Погибнут оба,
и нам конец…
Амад
Рычит воды голодная утроба,
но я в Инака верю — он пловец,
рыб и жемчужин розовых ловец.
Ваель моложе, вырос он особо,
свирелью нежной пестуя овец.
Погибнут оба? Нет, спасутся оба, —
Инак себе не скажет самому:
«Я разве сторож брату своему».
Утихло все. Ни ветерка, ни рева.
Ни первого не вижу, ни второго.
Ада
Кровь на волне,
О, горе мне!
Амад
Кровь на волне? Откуда эта кровь?
Всплывает тело… Нет, всплыла акула,
вот брюхом вверх ее перевернуло
распоротым. След от нее багров.
Вот и Инак, и кровь течет по скулам,
в зубах зажато лезвие ножа,
плывет, Ваеля за руку держа.
Мы спасены, и живы оба брата.
Ко мне, Инак! Лови конец каната!
Аве
В спокойном устье медленной реки
мы жили мирно и детей растили,
и клювы лебединые носили,
и прикрепляли к спинам плавники.
Себя мы звали дельфами, и были
глаза у нас, как небо, голубыми.
Кто создал нас? Кто породил — не помню,
я только помню луговую пойму
и помню место среди плавней, где
меня нашел в корзинке на воде
Амад. И я росла в его пещере,
где шкуры зверьи были мне постелью.
А сколько птиц на островах реки —
фламинго, чайки, цапли, кулики,
клювасты, длинноноги и пестры!
А под водой сновали осетры…
Сначала мы плели свои шатры
из камыша. Потом Амад из гор
принес руду и выковал топор,
срубил стволы и погрузил их в ямы
и теплый дом поставил с сыновьями.
Нас много стало. Он совсем седой.
Теперь наш дом и остров под водой.
Но есть Амад и уцелели дети,
плотами смело правят сыновья…
А я все плачу, думая о Дельте.
Инак
О, если б сети!
Вот стаей сельди,
вот скумбрия,
вот жирный жерех!
Ваель
Вдали залив,
я вижу берег.
Листвой олив
покрыты мысы.
Там кипарисы,
луга, стада!
Скорей — туда,
там даже лучше!
Амад
Но сзади тучи.
Они не остановятся нигде
и ринутся неудержимым ливнем
на этот берег. В бешеной воде —
куда бы ни пристали — мы погибнем.
Одно для нас спасение — в труде.
Взять топоры с собой мы не забыли,
и там — деревьев стройных изобилье!
Ковчег построим, и пускай дождем
нас заливает — с ясною надеждой
всплывем на пик вершины белоснежной
и наводненье мира переждем.
Диск четвертый
Я вновь нырнул в урочный час,
держа приборы, в акваланге,
с двумя баллонами, как ангел,
сложивший крылья на плечах.
Иллюминировано дно
несметными радиоляриями,
и здесь, в естественном аквариуме,
вновь представление дано.
Как рампа, светится планктон
и освещает место действия,
и окунь машет, чародействуя,
хвостом, как розовым платком.
Камнями плоскими лежат
зелено-каменные камбалы,
глазки подводного ежа
следят за скатами и крабами.
И из расщелин потайных
полипы вытянули трубки,
и мылят греческие губки
медуз, висящих среди них.
Я узнаю своих друзей
среди туманных возвышений,
и дно похоже на музей
старинных кораблекрушений.
Здесь ружья некому держать…
Сейчас, как призраки минувшего,
обломки судна затонувшего
должны ковчег изображать.
Амад
Покрылись мозолями наши руки,
всем племенем мы строили ковчег,
рубили сосны и валили буки,
носили бревна женщины и внуки.
О, пастырь Ной, ты добрый человек,
ты дал нам хлеб и кровлю для ночлега,
и мне доверил зодчество ковчега.