Выбрать главу
От побережья далеко опять нашли его дельфины — опять взмывали на трамплины гимнасты в угольных трико.
А среди тварей скоростных сидел гребец в открытой лодке, в расстегнутой косоворотке. Он, видно, не чужой для них.
Но если б чей-нибудь бинокль на лодку дальнюю навелся, — там только сложенные весла и человек — он одинок…
Но это зрительный обман! Нет, круг друзей его не бросил. Он весел и плывет без весел от Ланжерона на Лиман.
Они несут его ладью, как свита, черными боками, а удивленные бакланы кричат, снижаясь на лету.
И словно звеньями родства они с гребцом соединились — так радовались, так резвились чужие людям существа.
Он перегнулся за корму и пересвисту их внимает. Он эти звуки понимает? Или так кажется ему?..
— Мы дельфины,                        мы не люди,                                          мы не рыбы, но понадобиться людям                                         мы могли бы. Где проливы,                      где коралловые рифы, мы показывать дорогу                                    помогли бы.
Мы на праздниках                         морские циркачи, с вами будем                          перебрасывать мячи; наши сборные команды                                          отстоят вашу честь                   на торжествах Олимпиад.
Мы вас тройками                              по морю понесем каруселью                      и гигантским колесом и на спинах,                    свои легкие раздув, повезем                 из Севастополя в Гурзуф, и разведаем                          неведомое дно, где немало Атлантид                                      погребено.
Если ты нас понимаешь, —                                            поутру поплывем-ка вместе                              к Дону и Днепру, и на дельтах                        разливающихся рек — к человечеству                      верни нас,                                         человек!
И о людях                    как о ближних говоря, мы отправимся                     в открытые моря, будем рыла поворачивать                                            назад — в вашу сторону,                       откуда не грозят, где нас ищет                    не стрела,                                      не острога, а поэта                    человечная строка!
Тьупв, тьупв, еромв, яатс! (В путь, в путь в море, стая!)
Йомрок аз тхя и нухш. (За кормой яхт и шхун.)
Унеп титрев тнив, тнив. (Пену вертит винт, винт.)
К людям, к людям — мы их любим, к ним, к ним!

ПРИЗНАНИЯ (1969–1972)

«Я ищу прозрачности…»

Я ищу прозрачности, а не призрачности, я ищу признательности, а не признанности.

БЕССТРАШЬЕ

Бессмертья нет —                                  и пусть! На кой оно — «бессмертье»? Короткий                  жизни спуск с задачей соразмерьте.
Призна́ем,                   поумнев: ветшает и железо! Бесстрашье —                    вот что мне потребно до зареза.
Из всех известных чувств сегодня,           ставши старше, я главного хочу: полнейшего                бесстрашья —
перед пустой доской неведомого                        завтра, перед слепой тоской внезапного                    инфаркта;