1. Главная
  2. Книги
  3. Кирсанов Семён Исаакович
  4. Поэтические поиски и произведения последних лет
  5. Страница 70
Выбрать главу
Плыть               простором ливийским сквозь закат и рассвет, пока пьет свое виски полуспящий сосед.
Незнакомым простором над песками пустынь рядом с ревом моторов плыть              с карманом пустым.
И глядеть —                     без желаний, в пустоте синевы на пустыню,                     где ланей ждут голодные львы.
А желать,                   только чтобы шли быстрее часы и к асфальтовым тропам прикоснулось шасси.
И вернуться, вернуться, возвратиться                         скорей к полосе среднерусской, к новой                песне своей.

ЦВЕТОК

О бьющихся на окнах бабочках подумал я, что разобьются, но долетят и сядут набожно на голубую розу блюдца.
Стучит в стекло.                          Не отступается, но как бы молит, чтоб открыли. И глаз павлиний осыпается с печальных,                  врубелевских крыльев.
Она уверена воистину с таинственностью чисто женской, что только там — цветок, единственный, способный подарить блаженство.
Храня бесстрастие свое, цветок печатный безучастен к ее обманчивому счастью, к блаженству ложному ее.

ПТИЦЫ

Над Калужским шоссе                                       провода телеграфные                       и телефонные. Их натянутость,                          их прямота благодарностью                         птиц переполнила.
Птицы к линиям                        мчатся прямым и считают,                    щебеча на роздыхе, будто люди                       устроили им остановки                      для отдыха в воздухе.
И особенно хочется                                      сесть на фарфоровые                             изоляторы, по которым                    протянута сеть, — от вечерней зари                              розоватые.
Но случается                          вспышка и смерть, — птицы                с провода                                падают мертвые… Виновата                   небесная твердь, где коварно                       упрятались молнии.
Люди здесь                   вообще ни при чем, так как видела                     стая грачиная человека               над мертвым грачом с выраженьем в глазах                                      огорчения.

ИЗ ДЕТСТВА

Когда капитану Немо приелось                  синее небо —
он в лодке                    с командой верной уплыл в роман Жюля Верна.
Он бродит                     в подводных гротах, куда не доходит грохот
ни города,                   ни паровоза, в водорослях Саргоссы.
В скафандре                     бредет на скаты, где вьются электроскаты,
где люстрами                     с волн пологих спускаются осьминоги.
Поодаль                  молчит команда. Молчит, проходя.                        Так надо!
И сжат навсегда,                             как тайна, бескровный рот капитана.
И все это                нет, не лживо, — в мальчишеских пальцах жив он.
Но лишь прояснится небо — прочитанный,                он — как не был.
Закрыто,               мертво                               и немо лицо капитана Немо.
~ 70 ~