Выбрать главу

Солнце и Месяц были представляемы в родственной связи — или как сестра и брат, или как супруги.[107] У Гезиода, Гомера и других писателей "Ηλιος и Σελήυη — брат и сестра;[108] итальянская сказка выводит Солнце и Луну (Sole и Luna) детьми одной матери.[109] В Эдде Sonne и Mond (Ŝои Mani) — сестра и брат, дети мифического Mundilfori; немцы до позднейшего времени употребляли выражения frau Sonne и herr Mond. Другое германское сказание представляет их женою и мужем; но Месяц был холодный любовник, что раздражало его пылкую супругу; богиня Солнце побилась однажды об заклад с своим мужем: кто из них раньше проснется, тому достанется право светить днем, а ленивому должна принадлежать ночь. Рано утром Солнце зажгло свет миру и разбудило сонного мужа. С той поры они разлучились и светят порознь: Солнце днем, а Месяц ночью; оба сожалеют о своей разлуке и стараются опять сблизиться. Но сходясь во время солнечного затмения, они шлют друг другу упреки; ни тот, ни другая не соглашаются на уступки и снова расстаются. Преисполненный печали, Месяц иссыхает от тоски — умаляется в своем объеме, до тех пор, пока не оживит его надежда на будущее примирение; тогда он начинает вырастать и потом с новым припадком тоски опять умаляется.[110] По литовско(39)му преданию Saule (солнце) — «божья дочка» представляется женою Месяца (Menu); звезды — их дети. Когда неверный супруг начал ухаживать за румяной Денницею (Аушрине — утренница, планета Венера), богиня Солнце (по другой вариации это сделал сам громоносец Перкун) выхватила меч и рассекла лик Месяца пополам. Так поет об этом литовская песня: «Месяц женился на Солнце. Тогда была первая весна — Солнце встало очень рано, а Месяц, устыдясь, сокрылся. Он влюбился в Денницу и блуждал один по небу; и разгневался Перкун, разрубил его мечом: зачем ты оставил Солнце? зачем влюбился в Денницу? зачем таскаешься один по ночам?»[111] Предание в высшей степени поэтическое! Художественная фантазия передала в нем поразившие ее естественные явления природы: когда восходит поутру солнце — месяц исчезает в его ярком свете; а когда удаляется оно вечером — месяц выступает на небо, и перед самым утренним рассветом он действительно один блуждает по небу с прекрасною денницею. Бледно-матовый свет месяца постоянно возбуждает в поэтах грустные ощущения, и потому с именем луны не разлучен эпитет печальной («печальная луна»). Форма полумесяца невольно наводила фантазию на думу о рассеченном его лике; в наших областных наречиях умаляющийся после полнолуния месяц называется перекрой (от кроить — резать). Беспрестанные изменения, замечаемые в объеме месяца, породили мысль об его изменчивом характере, о непостоянстве и неверности в любви этого обоготворенного светила, так как и нарушение супружеских обетов выражается словом измена. В ярко-багряном диске восходящего солнца видели пламенеющий гневом лик небесной царицы; чистота солнечного блеска возбуждала представление о девственной чистоте богини, выступающей на небо в пурпуровой одежде зари и в сияющем венце лучей, как богато убранная невеста. В славянских преданиях мы находим черты, вполне соответствующие литовскому сказанию. Олицетворяя солнце в женском образе, русское поверье говорит, что в декабре месяце, при повороте на лето, оно наряжается в праздничный сарафан и кокошник и едет в теплые страны; а на Иванов день (24 июня) Солнце выезжает из своего чертога на встречу к своему супругу Месяцу, пляшет и рассыпает по небу огненные лучи: этот день полного развития творческих сил летней природы представляется как бы днем брачного союза между Солнцем и Месяцем.[112] В польском языке месяц — xięzyc (белорус, ксенжич — княжич); в малорусском заговоре от зубной боли делается такое обращение к нему: «Месяцю, молодый княже!»[113] В Черниговской губ. сохранилась песня, намекающая на любовные отношения светил дня и ночи:

Ой, там за лисом — за боромЗа синеньким езёром,Там Солнычко играло,С Мисяцом размовляло:«Пытаю цебе, Мисяцу!Чи рано зходишь, чи позно заходишь?»— Ясное мое Солнычко!А что тоби до тово —До выходу мово?Я зыйду (взойду) свитаючи,А зайду змеркаючи. (40)

Далее следует сравнительный разговор парубка с дивчиной, которая допытывается: есть ли у него кони и зачем ее не навещает? По народному поверью, Солнце и Месяц с первых морозных дней (с началом зимы, убивающей земное плодородие, и так сказать, — расторгающей брачный союз солнца) расходятся в разные стороны и с той поры не встречаются друг с другом до самой весны; Солнце не знает, где живет и что делает Месяц, а он ничего не ведает про Солнце. Весною же они встречаются и долго рассказывают друг другу о своем житье-бытье, где были, что видели и что делали. При этой встрече случается, что у них доходит до ссоры, которая всегда оканчивается землетрясением; наши поселяне называют Месяц гордым, задорным и обвиняют его, как зачинщика ссоры. Встречи между Солнцем и Месяцем бывают поэтому и добрые и худые: первые обозначаются ясными, светлыми днями, а последние — туманными и пасмурными.[114] Заметим, что в весенних грозах, сопровождающих возврат солнца из дальних странствований в царстве зимы, воображению древнейших народов рисовались: с одной стороны, брачное торжество природы, поливаемой семенем дождя, а с другой — ссоры и битвы враждующих богов; в громовых раскатах, потрясающих землю, слышались то клики свадебного веселья, то воинственные призывы и брань. Брак солнца и месяца, по указанию литовской песни, совершается первою весною, при ударах громовника Перкуна, следов., в грозовой обстановке. Затмение солнца при встрече с месяцем и их взаимной перебранке, о чем говорит немецкое предание, первоначально означало потемнение дневного светила грозовою тучею. Любовь Месяца к Деннице также не позабыта в наших народных сказаниях. Вот свидетельство белорусской песни:

Перебор-Мисячек, перебор!Всех зирочек[115] перебрал,Одну себе зирочку сподобал:Хоч она и маленька,Да ясненька,Меж всех зирочек значненька.[116]

В сербской песне Месяц укоряет Денницу: «где ты была, звезда Денница? где была, где дни губила?»[117]

Как по литовскому, так и по славянским преданиям от божественной четы Солнца и Месяца родились звезды. Малорусские колядки, изображая небесный свод великим чертогом или храмом, называют видимые на нем светила: месяц — домовладыкою, солнце — его женою, а звезды — их детками.

Ясне сонце — то господыня,Ясен мисяц — то господар.Ясни зирки — то его диткы.[118] (41)

Следующая песня, изображающая то же родственное отношение звезд к солнцу, особенно любопытна потому, что окрашивает древнее предание христианскими красками и тем самым указывает на существовавшее некогда обожание небесных светил:

Стоял костёл новый, незрубленый,А в том костили три оконечки;У першом океньцы ясное сонце,А в другом океньцы ясен мисяц,А у третём океньцы ясныя зироньки.Не есть воно ясное сонце,Але есть вон сам Господь Бог;Не есть вон ясный мисяц,Але есть вон Сын Божий;Не есть воны ясныя зироньки,Али есть воны божис дити.[119]

В Липецком уезде, Тамбовской губ., уцелела замечательная песня о том, как девица просила перевозчика переправить ее на другую сторону:

«Перевощик, добрый молодец!Первези меня на свою сторону». —Я первезу тебя — за себя возьму.

В ответ ему говорит красная девица:

«Ты спросил бы меня,Чьего я роду, чьего племени?Я роду ни большого, ни малого:Мне матушка — красна Солнушка,А батюшка — светел Месяц,Братцы у меня — часты Звездушки,А сестрицы — белы Зорюшки».

По одной литовской песне, самая Денница является уже не соперницею Солнца, а его дочерью.[120]

Эти родственные отношения не были твердо установлены; они менялись вместе с теми поэтическими воззрениями, под влиянием которых возникали в уме человека и которые в эпоху «созидания мифических представлений были так богато разнообразны и легко подвижны, изменчивы. Названия, придаваемые месяцу и звездам, так же колебались между мужеским и женским родом, как и названия солнца. Наш месяц, санскр. mas, готск. тепа, нем. mond, литовок, menu (meneselis) — мужеского рода, но греч. Μήυή (Σελήυή) женского, и в латинском возле мужеской формы lunus стояла женская форма luna, употребительная и в нашем языке, хотя «месяц» и осиливает ее в народной речи. Едва ли можно утверждать, что слово «луна» занесено к славянам путем чисто литературным; ибо наш простолюдин и поляки доселе соединяют с ним общее значение света, что указывает на сочувственное отношение к его древнейшему коренному значению: польск. Luna, Lona — зарево, отражение света; области, великорус, луниться — светать, белеть (=lucere); лунь — тусклый свет, (42) белизна («сед как лунь»).[121] Как месяц представляется мужем богини солнца, так луна, согласно с женскою формою этого слова, есть солнцева супруга — жена Дажьбо-га. «Солнце — князь, луна — княгиня»: такова народная поговорка, усвояющая солнцу тот же эпитет князя, который у нас употребляется для обозначения молодого, новобрачного супруга, а в польском языке перешел в нарицательное имя месяца.[122] Еще у скифов луна была почитаема сестрою и супругою бога солнца (Svalius) и называлась тем же именем, какое придавалось и солнцу, только с женским окончанием — Vaitashura (vaita — охота, пастбище, и shurus — быстрый, то же что народное русское сур;[123] vaitashurus — охотник). Этим названием скифский бог солнца роднится с греческим сребролуким Аполлоном, а богиня луны с его сестрою — Артемидою (Дианою).[124]

вернуться

107

Воззрение это встречаем даже у египтян, мексиканцев, гренландцев и других народов. — D. Myth., 666.

вернуться

108

Шварц: Sonne, Mond u. Sterne, 160 — 1.

вернуться

109

Во французской версии этой сказки, вместо этих светил, говорится о Дне и Авроре, т. е. о боге дневного света (= солнце) и заре.

вернуться

110

D. Myth., 666 — 7; Маннгардт. Die Göttewelt, 104 — 5.

вернуться

111

Черты литов. народа, 68,125,128; Ж. М. Н. П. 1844, IV, 13, ст. Боричевск.; Вест. Р. Г. О.1857, IV, 247; Моск. Наблюд. 1837, XI, 521.

вернуться

112

Сахаров., II, дневн., 69; Терещ., V, 75. Хорваты уверяют, что в этот день солнце пирует в небесных чертогах и разбрасывает свои лучи стрелами (= играет). — Ж. М. Н. П. 1846, VII, 45.

вернуться

113

Малор. и червон. думы, 100; Вест. Р. Г. О.1853, IV, 9. Белорус, поверья.

вернуться

114

Сахаров., II, 21–22.

вернуться

115

Зирка — звезда.

вернуться

116

Нар. белорус, песни Е. П., сличи с малорусскою песнею в сочинении Костомарова «Об истор. знач. нар. рус. поэзии», стр. 164, в которой сказано, что месяц перебирает все звезды, а полюбит навеки одну «зироньку вечирнюю» (Венеру).

вернуться

117

Срп. н. njecMe, II, 626.

Mjeceц кара звиjезду Даницу:

«ћe си била, звиjезда Данице?

«ћe си била, ћe си дангубила,

Дангубила три биjела дана?»

вернуться

118

Метлинск., 342 — 3.

вернуться

119

Калеки Пер., IV, 41; Изв. Ак. Н., I, 165.

вернуться

120

Черты литов. нар., 125 — 6.

вернуться

121

Доп. обл. сл., 104; Толков, слов., I, 873.

вернуться

122

Послов. Даля, 300,1029; Снегир. Рус. в св. посл., IV, 41.

вернуться

123

Кирша Дан., 271.

вернуться

124

Лет. рус. лит., кн. I, отд. 3,133 — 5.