Сватовство при помощи светоносной стрелы, пущенной из лука-месяца, нам уже знакомо хотя бы по сватовству Ивана-царевича в сказке "Царевна-лягушка". Вот как выглядит этот сюжет в абхазском эпосе.
Пастух Нарджхьоу увидел на другом берегу реки Арион будущую невесту Сатанэй Гуашу (Название реки дает возможность предположить, что пастух это Орион. Его пастушеские функции известны, известен и пастушеский жезл три звезды.). Поскольку они никогда астрономически не сближаются, брак между ними возможен только через водную преграду. Поле - небо, лук - месяц, пастух - Орион. Сатанэй Гуаша - уже знакомая нам по свадебным песнопениям невеста Заря, пряха. Причем, прялка её равнялась по величине дубу с пряслом величиной со скалу - Млечный Путь. Пастух Нарджхьоу был прельщен сверкающей, подобно солнцу, красотой и, не сумев переплыть разбушевавшуюся реку, послал ей свое мужское начало. В сказке Пушкина князь Гвидон тоже поначалу целится из лука в свою будущую невесту Царевну.
Вполне вероятно, что натянутый лук молодого месяца нацелен в западную сторону горизонта, где должна быть Венера западная, однако после трехдневного поста, который Царевна-лебедь предписывает месяцу-Гвидону, лунная фаза меняется, лук выгибается в противоположную сторону, и стрела достается Венере восточной, утренней. Венера-лебедь на западе, Венера-царевна на востоке. В бурятских сказках невеста, как и Царевна-лебедь, сохраняет следы космического происхождения: "...от правой щеки... исходит солнечное сияние, а от левой щеки лунное сияние". Правая сторона, восточная, хранит отсвет солнечного восхода, а левая, западная, обращена к луне, к ночи.
В русской свадебной песне сватовство начинается к "Полярной" невесте, прячущейся в шатре, или в тереме, или В кроне березы. Она, естественно, занята своим вечным ткачеством или вышиванием небесного звездного покрова.
Да во первый раз вышивала светел месяц с лунами,
Да светел месяц со лунами, со частыми со звездами;
Да второй раз вышивала красно солнце с маревами...
Шила-вышивала чистым серебром,
Она строчки строчила красным золотом.
Небезынтересно сравнить этот мотив с ткачеством Пенелопы. Покрывало, которое она ткет, одновременно и погребальное (для отца) и свадебное, так как с окончанием работы должна состояться свадьба. Ткется оно днем, а ночью втайне от всех Пенелопа его распускает. Покрывало может быть звездным небом, которое распускается к утру, а к вечеру снова воссоздается.
Три звезды, ткущие своими лучами дневное и ночное небо, а иногда и всю землю, с морями, реками и лесами, - образ удивительной красоты. Эта метафора обладает завораживающей наглядной убедительностью. Лучи-иглы, лучи-золотые и серебряные нити, светлое, тонкое воздушное полотно небес... Вероятно, отсюда же идет на первый взгляд странное для непосвященных название вышитого для церковной чаши покрытия - "воздух". Вышивание воздуха - образ, уходящий корнями в древность.
У Пушкина в "Сказке о царе Салтане" все три невесты-звезды в момент сватовства находятся рядом, однако лишь необычная невеста царя Гвидона, у которой "месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит", напоминает нам о первоначальном звездном значении сюжета. В этом нет ничего удивительного, ведь сказка Пушкина - это уже литературная обработка. Стоит же обратиться к первоисточнику, и астрономическая семантика прояснится.
В сказке "Солнце, месяц и Ворон Воронович" старик выдает замуж своих дочерей. Дочери выходят на крыльцо, и в тот же час их похищают небесные женихи - солнце, месяц и Ворон Воронович. Естественно, что три девицы тоже ведут свой разговор "на крылечке". Однако их звездное ремесло не забыто. Старшая сестра обещает: "Если б на мне женился Иван-царевич, я б ему напряла рубашку тонкую, гладкую, какой во всем свете не спрядут".
Средняя сестра обещает "выткать" кафтан из серебра, из золота - "и сиял бы он как жар-птица".
Будущая невеста обещает родить Ивану-царевичу "сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звезды".
Далее у младшей сестры трижды родятся звездные дети, у них "во лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звезды частые", и трижды их подменяют старшие сестры. Царевну бросают в бочке в море. Бочку выкидывает волной на берег, и там счастливая царица находит всех трех звездных сыновей. "Вдруг вся комната осветилась - вошли три брата с солнцем, с месяцем, с звездами; сели за стол, отведали лепешек и узнали родимой матери молоко". Лепешки, выпеченные на материнском молоке, - звезды, а само молоко - Млечный Путь. Как я уже вспоминал вначале, он изливается из груди созвездия Кассиопеи. Три брата - три звезды Пояса Ориона.
Но важна здесь не столько сама символика, сколько возникший на её основе образ человека-вселенной. Он вмещает солнце, звезды и месяц, то есть все небо.
И в сказке, и в ритуале звездные дети обязаны своим происхождением земным родителям. Звезды должны стать людьми, чтобы продолжать вселенский род.
Кто это тебя изнасеял, молодца?
Изнасеял тебя да светел месяц же.
Еще кто же тебя воспородил, молодца?
Воспородила тебя да светлая заря.
Еще кто же тебя воспеленовал, молодца?
Воспеленовали да часты звездочки.
Эти вопросы и ответы ещё не сама разгадка тайны. Рассказ о космическом происхождении молодца - лишь первая часть загадки. Разгадка же заключается в том, что звезды, месяц и солнце воплотились в земных родителей:
- Уж вы глупые крестьяне неразумные,
Православные друзья, братья-товарищи,
Еще как же изнасеет светел месяц?
Да ещё как же воспородит светла заря?
Еще как же воспеленовают часты звездочки?
Изнасеял меня сударь-батюшка...
А спородила меня родна маменька,
Воспеленовали меня няньки-нянюшки.
Финал этот очень важен. Ответы исключают возможность иного космического рождения, кроме человеческого: "Еще как же изнасеет светел месяц? Еще как же воспородит светла заря?"
Понятно теперь, почему в фольклоре звездные образы присутствуют как бы на втором плане или, правильнее сказать, внутри быта.
Судьбы космоса решаются на земле. Стоит, однако, закрыть глаза на ненавязчивый космический подтекст фольклора, и весь глубинный смысл исчезнет. Космос растворен в человеке не настолько, чтобы исчезнуть полностью. То и дело просвечивает "на лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звезды".
Для современного читателя "месяц под косой" и "звезда во лбу", не более чем ювелирное украшение, но для создателей сказки это постоянное напоминание о высоком космическом значении человеческого бытия, о его важной миссии в мироздании.
Не хочется покидать звездный терем, где люди - звезды, а звезды люди. Но стоит взглянуть на ночное небо - И становится очевидно, что мы всегда живем в этой сказке... Сказка - самая таинственная область литературы. Ни на каком ковре-самолете не угнаться за человеческой фантазией. После лихих набегов разных философических школ сегодня мы снова у разбитого корыта. Тайна звездного кода не разгадана.
XIX век подарил нам книгу А. Н. Афанасьева "О поэтических воззрениях славян на природу". В XX веке самые значительные труды в этой области "Золотая ветвь Фрэзера. "Морфология сказки" В. Я. Проппа и менее известная его книга "Исторические корни волшебной сказки".
Нынешнее признание Проппа носит чисто парадный академический характер. Его школа до сих пор находится на задворках официальной фольклористики, а если мы полистаем нынешние учебники по фольклору для вузов, то не найдем там и дальнего следа его книг.
В учебниках говорится, что сказка "помогала", "отражала", "высмеивала". Иногда со вздохом признают, что кое-что ещё и "предвидела" (ковер-самолет). В сказке отражена мечта простого народа о прекрасной жизни. Еще учебники уныло классифицируют: сказки о животных, сатирические, бытовые, волшебные. После всей этой премудрости сказки читать не хочется.