Выбрать главу
Неясен, но глубок сатирик Персии Флакк[37]: Он мыслями богат и многословью враг.
В разящих, словно меч, сатирах Ювенала[38] Гипербола, ярясь, узды не признавала. Стихами Ювенал язвит, бичует, жжет, Но сколько блеска в них и подлинных красот!
Приказом возмущен Тиберия-тирана[39], Он статую крушит жестокого Сеяна[40]; Рассказывает нам, как на владыки зов Бежит в сенат толпа трепещущих льстецов; Распутства гнусного нарисовав картину, В объятья крючников бросает Мессалину[41]
И пламенен и жгуч его суровый стих. Прилежный ученик наставников таких, Сатиры острые писал Ренье[42] отменно. Звучал бы звонкий стих легко и современно, Когда бы он — увы! — подчас не отдавал Душком тех злачных мест, где наш поэт бывал, Когда б созвучья слов, бесстыдных, непристойных, Не оскорбляли слух читателей достойных. К скабрезным вольностям латинский стих привык, Но их с презрением отринул наш язык. Коль мысль у вас вольна и образы игривы, В стыдливые слова закутать их должны вы. Тот, у кого в стихах циничный, пошлый слог, Не может обличать распутство и порок.
Словами острыми всегда полна Сатира; Их подхватил француз — насмешник и задира —  И создал Водевиль[43] — куплетов бойкий рой. Свободного ума рожденные игрой, Они из уст в уста легко передаются, Беззлобно дразнят нас и весело смеются. Но пусть не вздумает бесстыдный рифмоплет Избрать всевышнего мишенью для острот:  Шутник, которого безбожье подстрекает, На Гревской площади печально путь кончает. Для песен надобен изящный вкус и ум, Но муза пьяная, подняв несносный шум, Безжалостно поправ и здравый смысл и меру, Готова диктовать куплеты и Линьеру[44]. Когда запишете стишок удачный вы, Старайтесь не терять от счастья головы. Иной бездарный шут, нас одарив куплетом, Надменно мнит себя невесть каким поэтом; Лишь сочинив сонет, он может опочить, Проснувшись, он спешит экспромты настрочить. Спасибо, если он, в неистовстве волненья, Стремясь издать скорей свои произведенья, Не просит, чтоб Нантейль[45] украсил этот том Портретом автора, и лирой, и венком!

Песнь третья

Порою на холсте дракон иль мерзкий гад Живыми красками приковывает взгляд, И то. что в жизни нам казалось бы ужасным, Под кистью мастера становится прекрасным. Так, чтобы нас пленить, трагедия в слезах Ореста мрачного рисует скорбь и страх, В пучину горестей Эдипа повергает И, развлекая нас, рыданья исторгает.
Поэты, в чьей груди горит к театру страсть, Хотите ль испытать над зрителями власть, Хотите ли снискать Парижа одобренье И сцене подарить высокое творенье, Которое потом с подмостков не сойдет И будет привлекать толпу из года в год? Пускай огнем страстей исполненные строки Тревожат, радуют, рождают слез потоки! Но если доблестный и благородный пыл Приятным ужасом сердца не захватил И не посеял в них живого состраданья Напрасен был ваш труд и тщетны все старанья Не прозвучит хвала рассудочным стихам, И аплодировать никто не станет вам; Пустой риторики наш зритель не приемлет: Он критикует вас иль равнодушно дремлет.[46] Найдите путь к сердцам: секрет успеха в том, Чтоб зрителя увлечь взволнованным стихом.
Пусть вводит в действие легко, без напряженья Завязки плавное, искусное движенье. Как скучен тот актер, что тянет свой рассказ И только путает и отвлекает нас! Он словно ощупью вкруг темы главной бродит И непробудный сон на зрителя наводит! Уж лучше бы сказал он сразу, без затей:  — Меня зовут Орест иль, например, Атрей, — Чем нескончаемым  бессмысленным рассказом Нам уши утомлять и возмущать наш разум.[47] Вы нас, не мешкая, должны в сюжет ввести. Единство места в нем вам следует блюсти, За Пиренеями рифмач[48], не зная лени, Вгоняет тридцать лет в короткий день на сцене. В начале юношей выходит к нам герой, А под конец, глядишь, — он старец с бородой. Но забывать нельзя, поэты, о рассудке: Одно событие, вместившееся в сутки В едином месте пусть на сцене протечет: Лишь в этом случае оно нас увлечет.
вернуться

37

Персий Флакк — римский сатирик (34–62).

вернуться

38

Знаменитый римский сатирик (прибл.60-127). В условиях империи вынужден был маскировать свои резкие, злободневные обличения именами умерших лиц, политических деятелей времен Нерона и Тиберия.

вернуться

39

Римский император (14–37).

вернуться

40

Наместник Тиберия, известный своей жестокостью. Далее цитируемые стихи представляют почти дословный перевод из Х сатиры Ювенала (ст.71–72, 62–63).

вернуться

41

Жена римского императора Клавдия (I в. н. э.), известная своим развратом. Имя ее в дальнейшем стало нарицательным для обозначения распутной женщины. Буало имеет здесь в виду VI сатиру Ювенала (ст.116–132).

вернуться

42

Ренье, Матюрен (1573–1613), считающийся первым французским поэтом-сатириком, по своим литературным и языковым позициям был противником Малерба и классического направления. Язык Ренье отличается гораздо большей реалистичностью и конкретностью выражений, иногда граничащей с натурализмом. Это и послужило поводом для критического замечания Буало в следующих стихах. В целом, однако, Буало высоко ценил Ренье, считал его своим учителем в области сатиры и «лучшим до Мольера знатоком нравов и человеческих характеров».

вернуться

43

Водевилем во времена Буало назывались шутливые песенки с сильным элементом импровизации, певшиеся на широко известные мелодии. Позднее их стали вводить в театральные пьесы, — отсюда более позднее значение этого слова, как комической пьесы с музыкальным сопровождением.

вернуться

44

Линьер (1628–1704) — поэт-вольнодумец, неоднократно подвергавшийся нападкам Буало.

вернуться

45

Нантейль (1630–1678) — известный гравер.

вернуться

46

Намек на трагедию Корнеля «Отон» (1664), значительную часть которой занимают политические споры трех министров.

вернуться

47

Весь отрывок направлен опять-таки против трагедий Корнеля так называемой «второй манеры», с необыкновенно сложной и запутанной завязкой, которая обычно излагается в пространном вступительном монологе.

вернуться

48

Имеется в виду Лопе де Вега (1562–1635) — знаменитый испанский драматург, пьесы которого были широко известны во Франции и вызвали немало подражаний. В своем стихотворном трактате «Новое искусство сочинять комедии в наши дни» (1609) Лопе де Вега отвергает классическую драматургию античного образца, в частности, правило трех единств. Пьесы Лопе де Вега и других испанских драматургов «золотого века» считались во Франции в XVII–XVIII столетиях образцом «неправильной» драматургии и впоследствии были подняты на щит романтиками в их борьбе против классического канона.