Доколе в русских рос руках сей вертоград
Российских благородных чад,
Среди тех средств, надежд, как всё в нем процветало,
Обильные плоды произращало
И впредь их обещало,
Не представляли мы тогда себе того,
Чтоб русских русские спросили: «Отчего
В России авторских талантов мало?»
Но видно, так спросить теперь уж можно стало.
Не продолжаются, знать, те же средства к ним.
Притом же к авторским талантам мы своим
Не рано ли еще, не слишком ли и строги?
Не заграждаем ли мы сами к ним дороги?
Каких талантов мы и авторов хотим,
Когда мы заняты с пристрастием одними
Творцами, книгами, язы́ками чужими,
А о своих нимало не радим;
Не только их не отличаем,
Мы их совсем не примечаем
И вовсе не читаем;
Язы́ком даже мы своим не говорим,
В чем новым слогом мы себя изобличаем.
Вольтера наизусть твердим,
Из Ломоносова пяти стихов не знаем;
Стихи бессмертные старинными считаем
И ими уж скучаем.
Чего ж об авторских талантах вопрошаем?
В то время как у всех, не у одних у нас,
Пустеет день от дня и древний их Парнас.
Не видно вновь и там Вольтеров, ни Мильтонов,
Клопштоков, Геснеров, Петрарков иль Бюфонов.
На авторски дары скупа природа к нам
Ничем не больше, как и там,
Хотя детей тому там вечно не учили,
Лозой за то им не грозили,
Чтоб свой язык они с младенчества забыли,
А взрослых не журят
За то, что языком природным говорят.
Смешно к словесности талантов ждать пространных
От нянь, учителей и дядек чужестранных.
Из русских выйдем мы, в французы не войдем
И к цели сим путем
Вовек не попадем.
Уроки, образцы чужие в нас сболтали
Язык, и нравы, и умы,
Ни чужеземцы мы,
Ни русские уж стали.
Прискорбно грубые столь правды говорить,
Но низко их, любя отечество, таить.
Такими средствами введем не просвещенье,
А роскошь и к стране природной отвращенье,
Своих обычаев и сердца развращенье.
Полезней было бы для авторских даров,
Чем мы вопросами их только унижаем,
Когда бы им для образцов
Переводили мы примерных тех творцов,
Которых мы твердим, которых обожаем
Учили б мысли их нас лучше размышлять,
А переводы мысль складнее выражать.
Полезнее, когда б терпенью мы учились.
Творцами быть не торопились,
А паче ежели к тому и не родились,
Заслугами в письме так рано не гордились,
Льстецов или невеж хвалой не возносились
И новых выдавать для слога образцов,
Язы́ка ко вреду, к стыду прямых творцов,
Отнюдь не суетились.
Но лучше моего сказал то всё Шишков.
Я только твоего внушением совета
Здесь то же повторил, любезная Привета,
И слабых несколько из прозы сплел стихов.
Пусть критика еще теперешних писцов
И от меня огложет
Сухую эту кость.
Любви к отечеству поколебать не может
Сатир и критик злость.
О просвещение, небесное светило!
На то ли из пустынь ты нас соединило,
Чтоб нужды новые с пороками открыло?
На то ли озарил твой ясный смертных луч.
Чтоб свет вреднее был невежества им туч?
Чтоб, правила имев и мысли одинаки,
Поклонники твои книгочтецы,
Ученые, парнасские певцы
И сами мудрецы,—
Все, даже за тебя, кусались как собаки?
На то ль, чтоб, кротость мы твою нося в глазах
И философию являя на словах,
А нравами, делами
С американскими равнялись дикарями?
На то ль ты, чтоб стремил нас сладкий твой восторг
На зависть, спесь или тобой на низкий торг?
На то ли, чтоб с тобой в пыли мы пресмыкались,
Перед невежами позорно унижались,
Когда бы без тебя мы счастьем наслаждались?..
Но есть приятности, есть счастье и в тебе!
Не чувствуем ли мы, Привета, их в себе?
Не благодарны ли за то своей судьбе?..
С природой, с простотой, в моем уединеньи
Под сельской кровлею, во глубине лесов,
С невинной совестью в счастливом сопряженьи,
Ах, сколько сладостных восторгов и часов
Мне малое мое приносит просвещенье!
Пустыня мирная моих к спокойству дней,
Убежище при старости моей!
Не променяю вас я, храмины убоги,
На пышные сады, огромные чертоги,
Какие для друзей богатых вымышлял
И коих никогда себе не пожелал:
Они с природою меня бы разлучали.
Там птицы бы ко мне на окна не летали
Иль белки дикие на них бы не играли.
Любя природу, век я роскошь презирал.
Вы, холмы красные, тенистые долины,
Где видеть я учил младых друзей моих
Природы красоты и сельские картины,
Учил, как без богатств присвоить можно их.
Младые рощицы с цветущею травою,
Подчищенные все моей рукою.
Древа отборные, где тож рукой моей
Я имена моих вырезывал друзей;
Иные посвящал великих в честь людей,
Не могши лучшего им сделать приношенья,
И где я читывал их письма и творенья.
Вы, своды лиственны, под тенью шалаши,
Где чувствовал покой я тела и души!
Где мрачной участью от зависти скрывался
И неизвестностью на знатность не менялся;
Где Элоизы я мой список исправлял;
Где Сен-Ламберту я, Делилю подражал,
Сады и времена их слабо выражал;
Где в недрах тишины я мыслям предавался
Иль с другом искренней беседой услаждался;
Где с бескорыстием я ближнему служил;
Корыстолюбие ж и суетную славу
Считал за язву и отраву
И добродетели, как их творца, любил!
Где циркуль, кисть, перо и ты, любезна лира,
Давали лучшее вкушать мне счастье мира,
Где я довольным быть навык моей судьбой
И жить с самим собой;
Где быстро столь текут мои уж поздны годы
В объятиях любви, муз, дружбы и природы!..
Священный лес! коль я щадил твой мрачный кров
Искусства пышного от тягостных оков,
Когда ты от меня ничем не оскорблялся,
Величием своим природным украшался,
Которое в тебе я только открывал,
Чтоб взор приятностьми твоими любовался,
Но дикость даже всю твою я сберегал, —
В награду за мое толь нежное раченье
Покой остаток дней моих в уединенье
И мой по смерти прах
Сокрой в своих тенях.
Да счастия сие жилище и натуры
Корысть не истребит, ни жадны винокуры;
Да будешь населен всегда друзьями муз;
Да предпочтет тебя садам их здравый вкус.
Да все открытые мной холмы и долины,
Кудрявые древа, поляны и тропины,
Лесные хижины, и виды, и картины,
Пленяя душу их подобно как мою,
Надолго сохранят всю целость тем твою.
Да эхо сладкое стихов здесь раздается
И вечно с пеньем птиц глас лирный не прервется!
<1807>