Свирепая гроза проходит;
Далече слышен рев ее;
Рассеянные облака,
Быв легче, бродят, как стада,
Нестройно по лицу небес.
Но некие последню влагу
Туманом долу ниспускают.
Одно из них сюда влечется,
Чревато тягостною влагой;
Уже столь низко тяготея,
Готово скоро ниц упасть;
Оно лишь пояс гор объемлет,
Но их главы не досязает.
Я здесь, — в сем облаке сижу,
И мнится, в влаге утопаю.
Вся нижня часть хребтов покрыта
С их рощами туманной влагой.
Сей голый каменный отрог
От мокрой густоты темнеет;
Но белая глава его
В венце сияет светозарном;
Лишь жадный взор сквозь дробный дождь
С венца рассыпчивый луч ловит.
Мне мнится, зрю вокруг себя
Дождливу иль туманну осень;
Но сквозь сию ползущу осень
Зрю над собой восшедше лето.
Полночный ветр, от сна восставши,
Для очищенья мрачной тверди
Остаток гонит низкой тучи,
Из урны пасмурной ее
Последни капли истощает,
Которы в ней еще скрывались.
Уже к хребту она валится;
Хребет остановляет урну;
Она, упора не терпя,
Тогда, как час уже приспел
Низвергнуть долу влажно бремя,
Рекою дождь свой источает.
Какая здесь игра природы!
Тогда, как в сей стране скалы
Господствует и дождь и мрак,
По ту страну блистает солнце
И зной кипящий парит воздух;
Одна стена лишь отделяет
От темной нощи ясный день,
От осени горяще лето.
Но зрелище уже свершилось.
Лишь редки капли краплют с кровли
Пустынной хижины на землю.
Пространна твердь, чистейшим сводом
Над тихим полем воздымаясь,
Эмаль лазорну представляет.
Омытый Феб, спустяся с полден,
Лучи косые мещет в мир
С своих пылающих колес.
Се! — радости прекрасный пояс,
Семью цветами испещренный,
В завет погибели минувшей
Препоясует те равнины,
Которые еще по буре
Во влаге моются кристальной.
Там узоро́чная Ирида
На стебли прозябений нижет
Алмазны зерна в тишине,
Здесь, — остроумный Ломоносов,
Списатель таинств естества!
Сии растопленные тучи,
Влечась против лица светила.
Тебе в дождях явили призму
И в поясе желто-зеленом
Те показали нити света,
Которых седмеричны роды
Ты столько тщился развязать.
Теперь природа оживленна
После страданья отдыхает
И осклабляется в покое.
Колико ни был страшен ветр,
Но он развеял мглу густую;
А сила тонкого эфира,
Столь часто рассекая твердь,
Сожгла тлетворные пары,
Что расстилались над горами,
Над блатным тростником зловонным
И над сивашскими водами.
Теперь стал воздух чище, — легче,
И возвратилась тишина;
Лишь только легкий ветерок
Не перестал в кустах шептать;
А злак среди долин живее;
Лишь капли в нем блестят слезой
И моют нежны стебельки.
В фиалках, васильках душистых,
В иссопе и подлесках нежных
Синеет лучше цвет небесный;
Алее в розах и гвоздиках
Заря румяна торжествует;
Желтей в подсолнечниках гибких
Играет солнца луч златый;
Ясней в лилеях поражает
Млечны́х бели́зна облачков.
На них блистает пестра ткань,
Из сочных жилочек сплетенна.
Какой различных красок ливень
Блистает посреди полей!
Неподражаема работа
Таинственных духо́в природы!
Те юны гении прелестны,
Что прежде в темной поднебесной
Густые мраки развивали,
Теперь, туманы соклубляя,
То в глубины безвестны носят,
То в сих удолиях зеленых
Из тонких жилочек прядут
Цветочкам свежие листы.
Почто сижу? — Пойду отсель
И буду черпать чистый воздух!
Как всё по грозной буре живо!
Вокруг меня под самым слухом
Жужжат толпящиеся мошки;
В своем пронзительном согласьи
Несметны гласы издают;
В глазах рисуются стада
То быстрых ласточек, то горлиц,
То жаворонков свиристящих;
В дубах торжественно открылась
Симфония певиц небесных.
С каким весельем на омытых
Дождями легких белых крыльях
В час летний лебеди летают!
Как резво каменки прелестны
И розовы дрозды порхают
Между сгущенных шелковиц!
Их междорамия блестящи
Сребром и златом отливают
Среди играющих лучей;
Мычание тельцов и юниц
С блеяньем агнцев съединилось;
С какою радостью безмерной
Бегут они щипать толпами
Траву в долине усыренной!
Какое врачество! — Прохлада
В сии спокойные часы
В струях студеных погружаться,
В струях, где крепки мышцы римски,
Что строили трофеи горды
На преклоненной вые мира,
Училися порабощать
Себе пространные пучины!
И правда, — существа в них черплют
Иное чувство, жизнь и силу.
Кто там под сено-листным сводом
Раин высоких, тутов, ильмов,
Подобная Сусанне скромной,
Спешит к живому водоему?
То Цульма, благородна дщерь,
Краса и честь княжен тавридских,
Стройна, как мирт, — легка, как серна,
Спешит искать в струях прохлады.
Покров сереброцветный веет
Над Цульминым сокрытым оком
И тысячу красот таит.
Но ветерок летит, дерзает,
Отмахивает сей покров;
Вдруг тайны красоты, блеснув,
Как скромны призраки, украдкой
Друг за́ другом выходят въявь.
Отважный зе́фир! если ты
Свевал покров какой девицы,
Видал ли где-нибудь ресницы
Длиннее, как у милой Цульмы?
Видал ли ты с лилеей розу
Такую, как в ланитах Цульмы?
Видал ли ты в садах Авроры
Толь светлую жемчужну росу,
Какая с Цульминых ушей
Волшебной силою висит?
Видал ли взор — иль грудь толь белу,
Толь нежну, милу, как у Цульмы?
Вот здесь она! — смотри! — идет!
Прекрасный лик младых подруг
Вокруг ее теснится дружно.
Купальня, полная воды,
Кипит, — блестит, — шумит, — зовет
Сих нимф стыдливых в влажны недра.
Тут — робко Цульма озираясь,
Последню ризу низлагает;
Какой красот вид обнажился!
Какой мир прелестей открылся!
Подруги разделяют с ней
Девичьи резвости невинны.
В струи сребристы погружая
Стыдливые красы свои,
Руками влагу рассекают,
Играют, — плещутся, — смеются.
Здесь Цульма, освежась в водах,
Выходит и спешит облечься.
Купальня хладна защищает
От силы солнечного зноя,
Однак — еще не прохлаждает
Во груди Цульмы знойной страсти.
Тоскливость тайная снедает
Давно томящусь грудь ее.
Она, задумчива, безмолвна,
Взирает часто в край полдневный.
Подруги примечают вздох;
Подруги тщатся напрерыв
Ее грусть песнью облегчить,
Но тщетно — Цульма не внимает.
«Нет, милые мои подруги!
Вы пойте лучше песнь такую,
Где б был предметом путь Селима!
Ах! — где? — где дышит он поныне?
Ушлец драгой! — Как без него
С минуты горестной разлуки
Уныло сердце растерзалось!
Увы! не оковала ль крепко
Надина в Азии какая
Навек? — Быть может; трепещу!..
Что я сказала? — Нет, — ах! — нет!
Мурза любезный, постоянный
Столь тверд, как Магометов щит;
Селим не изменит ввек Цульме».
Здесь Цульма быстрый взгляд кидает
И как бы ждет кого с страны.
«Но нет его, — она вскричала.—
Нет милого еще Селима!
Ах! — не увидите ль его?
Скажите, милые подруги!
Коль вы увидите, — скажите!
Пророк великий! — возврати
Селима в здравии ко мне
И в свежей юности цветущей!
Молю тебя, — ах! — что мне делать?
Подруги! — пойте лучше песнь
На горестный отъезд Селима
Или — надежду воспевайте!
Я буду вам вторить; запойте!
Предмет сей сроден сердцу…»