Выбрать главу
Сперва друзья мы были С Пленирою моей; Все радости делили — Делил и грусть я с ней.
Мы вместе с ней гуляли По рощам и лугам; Мы вместе отдыхали Под старой липой там.
Когда Пленира пела, Я вместе с нею пел; Чего она хотела, И я того ж хотел.
Но счастье то вкушая, Сам бед причиной был; Любви еще не зная, Я страстно уж любил.
Пленирой грудь томилась: Люблю! я ей сказал; Пленира осердилась, Я всех несчастней стал…
От глаз своих сокрыться Велела мне совсем; С душою разлучиться Велела словом тем.
Неси вздох этот слезной, Вечерний ветерок! На грудь к моей любезной, Под тоненький платок;
А ты, печальна лира! Дай волю мне стенать; Мне здесь моя Пленира Велела жизнь скончать.
<1795>

59. К МУРЗЕ

(Писано в проезд мой через Усть-Каменогорскую крепость, по просьбе киргизца, против крепости за Иртышом тогда кочевавшего)

Мурза! тебе, я чаю, Наскучили уж мы, Киргизские умы? Я это примечаю: С тех самых точно пор, Как ты Фелицын двор И всех, кто с головою, Пером своим пленил, Восхитил, удивил, Всяк хочет быть Мурзою Иль батырем у нас В степи киргизской дикой. Охоте быть великой Там надобно у вас, Далёко за горами, Чтоб в нашу степь хотеть Учиться песни петь И так дружиться с нами; А всё причиной ты!.. Ну, где с тобой сравниться? Я слышал: этим льститься — Пустые суеты; Не всем Мурзой родиться, Не всем, как он, греметь; И нашу льзя ль царицу, Бессмертную Фелицу, Бессмертно так воспеть?
А я не строю лиры; Достойно ей владеть В себе не вижу силы. Мурзу не смею петь, Не смею петь Фелицу… Как сметь мне из-за гор Нахальный, дерзкий взор На нашу взвесть царицу? В том слава вся моя, Что мысленно ея Могу лобзать десницу.
Но жив в степи пустой, Себя я утешаю И время коротаю Простою забызгой[94]; Она свое изделье! Пою любовь, веселье, Свободу и покой, Которы мы вкушаем С тех пор, как ощущаем Скиптр мирный над собой. Или верхом гуляю, По степи разъезжаю, По речкам, по горам, В стадах, по табунам, И ими утешаюсь. Иль в юрте я сижу, Кумызом[95] забавляюсь И время провожу За чашкой с бишбармаком[96]. Иль с трубкой табаку, До неги бывши лаком, Валяюсь на боку, Султаном быть мечтая. Иль роскоши вкушая В объятьях милых жен, Дождусь, как сладкий сон, Сомкнув уставши взоры, Перенесет за горы В бессмертной славы храм, К Фелицыным ногам.
Чего ж желать мне боле В такой счастливой доле? Не смею ничего, Как только лишь того, Чтоб сон тот мог свершиться, Чтоб зреть Фелицын трон… Но нет!.. страшусь забыться!.. Так пусть же этот сон, Когда не может сбыться, Бесперестанно снится И сладкой сей мечтой Прельщает разум мой, Который в нем встречает Несчетны чудеса И в оных утопает, Меня перенося К пророку в небеса!
<1795>

60. БЛАГОДАРНОСТЬ

В злато-рубиновой порфире, В венце из пламенных лучей, Бряцая на волшебной лире, Латонин сын из-за морей Едва свой образ светозарный Явил, как слезы благодарны, Напомнив милости твои, Стезю из сердца проложили И, заструившись, облегчили Болезни и тоску мои.
Благотворительность святая, Любимая природы дщерь! Где твой престол? Страна какая Гордится им? — Ни лютый зверь, Сократу смертный яд разведший; Ни скот, Эфесский храм сожегший, Не воскуряли фимиам Пред утешительницей мира… Кто ж скажет мне, уныла лира! Где беломраморный тот храм,
В котором истукан бесценный Стоит немногих божества? Один лишь смертный тот блаженный, Кто драгоценней торжества Души своей ни в чем не знает, Как если слезы отирает Несчастных, их счастливя часть. Скажи ж, о мой благотворитель! Скажи: где ангел твой хранитель? Позволь пред ним и мне упасть!
Сердечны слезы умиленья, Которых ток еще течет! Он примет вас без оскорбленья И сам вам цену наречет: Ему любезна благодарность; Ему притворство и коварность С дарами смеют ли предстать? Теките, слезы драгоценны! Когда ему вы посвященны, Я рад вас вечно проливать.
24 сентября 1795
Крепость Усть-Каменогорская

П. А. СЛОВЦОВ И ПОЭТЫ «МУЗЫ»

Раздел объединяет поэтов, связанных с Главной Александро-Невской духовной семинарией и журналом «Муза».

Главная семинария была в 1790-е годы не только одним из культурных центров тогдашней России, но и рассадником вольномыслия. В короткий срок она выдвинула таких известных деятелей, как М. М. Сперанский, П. А. Словцов, И. И. Мартынов, Н. И. Анненский.

Поэтическое творчество кружка молодых вольнодумцев представляет интересное сочетание просветительских идей XVIII века с чертами, свойственными социально-психологическому типу русского семинариста тех лет.

Появление в 1796 году журнала «Муза» — одного из наиболее ярких изданий конца царствования Екатерины II — знаменовало выход поэтов этого кружка на общерусскую литературную арену и перекидывало мост к их яркой государственной, публицистической и журнальной деятельности в начале XIX века. На страницах журнала появлялись произведения Державина, Карамзина, Дмитриева, великой княжны Александры Павловны. Однако ядро его составляла группа молодых, радикально настроенных писателей-разночинцев, в основном связанных с Александро-Невской семинарией: И. И. Мартынов (издатель журнала), М. М. Сперанский, Г. П. Каменев, П. А. Словцов, Е. А. Колычев, А. И. Леванда, через которого протягиваются нити к кружку Крылова — Клушина, тогда уже распавшемуся под нажимом правительственных репрессий.

Сотрудничество в журнале великой княжны Александры Павловны как бы предваряет — через того же И. И. Мартынова[97] — сближение наследника престола Александра Павловича с Пниным и Бестужевым, позволившее последним издавать в условиях павловского режима прогрессивный «Санкт-Петербургский вестник». «Большая» бюрократическая карьера Сперанского и Мартынова в будущем не была случайностью в этом отношении. С одной стороны, это свидетельство попыток «молодого двора» прощупать связи с прогрессивными общественными силами, с другой — для молодых радикалов, преследуемых реакцией, не имеющих опоры в народе, отвергнувших французский опыт, естественно было пытаться наладить связи с хотя бы относительно прогрессивными элементами правительства.

П. А. СЛОВЦОВ

Петр Андреевич Словцов (1767–1843) родился на Урале в семье заводского священника. В 1779–1788 годах учился в Тобольской духовной семинарии и за отличные способности был направлен в С.-Петербург в Главную Александро-Невскую семинарию (в будущем — духовная академия). Сотоварищами его по учебе были М. М. Сперанский и И. И. Мартынов. К этому времени относится его увлечение вольнодумной философией XVIII века и начало литературной деятельности. В 1792 году, по окончании семинарии, он был назначен в Тобольскую семинарию преподавателем философии и риторики. Ему же было поручено произнесение проповедей в Тобольском соборе. Вокруг Словцова вскоре сложился кружок вольнодумцев, что вызвало недовольство духовного начальства и, видимо, доносы[98].

Проповеди Словцова в Тобольском соборе, в частности «Слово», произнесенное 10 ноября 1793 года, содержащее нападки на деспотизм и завоевательные войны и обнаруживающее знакомство автора с сочинениями Руссо, а возможно и Радищева, были использованы в качестве предлога для ареста и отправки его в Петербург. Из рук духовного начальства Словцов был передан Шешковскому, который оценил его проповедь как «дерзкую и развратительную». Словцов был отправлен на покаяние в Валаамский монастырь на Ладожском озере, где находился в очень тяжелых условиях. В дальнейшем он был возвращен в Петербург и даже назначен преподавателем риторики, но оставался под надзором и постоянной угрозой насильственного пострижения в монахи.

вернуться

94

Дудка из камышины. Киргизы играют на ней, жалобно припевая.

вернуться

95

Квашеное кобылье молоко: здоровое, прохладительное, но несколько пьяное питье. Киргизы до безмерности его любят и во все лето почти им одним и питаются.

вернуться

96

Мелко изрубленное и весьма уваренное без костей баранье мясо.

вернуться

97

См.: В. А. Теплова, К вопросу о журнальной деятельности И. И. Мартынова 90-х годов XVIII в. — «Ученые записки Горьковского гос. университета», Серия историко-филологическая, вып. 72, т. 2. Горький, 1964, с. 819.

вернуться

98

См.: Н. Степанов, П. А. Словцов (У истоков сибирского областничества), Л., 1935, с. 6.