57. К Г. А. Р..К
(Послано с Кавказских вод)
В аулах Кабарды безлесной,
Среди вертепов и пустынь,
Где кроет свой приют безвестный
Свободы непокорный сын,
С толпой гостей многострадальной
Твои друзья московичи
Сменяли нектар свой вокальный
На кислосерные ключи:
Один, как труженик, потеет,
Другому зябнуть суждено,
А третий поглядеть не смеет
На запрещенное вино.
Таков удел наш незабавный.
А ты, изменник! ты теперь
Свободой дышишь своенравной
И смело отворяешь дверь
В чертог Европы просвещенной,—
Будь счастлив на благом пути!
Но если молвить откровенно,
Желал бы лучше я найти
Тебя в Москве гостеприимной,
С тобой Кавказ перекорить,
И жертвою от трубок дымной
Заздравное клико почтить.
58. К Я<КУБОВИЧ>У («Кавказских рыцарей краса…»)
Кавказских рыцарей краса,
Пустыни просвещенный житель!
Ты не одним врагам гроза,—
Судьбы самой ты победитель.
Как богатырскою пятой
Вражду черкеса попираешь,
Так неприступною душой
Тоску изгнанья презираешь.
Герой-мудрец! Ты искупил
Двойной ценой венец героя:
В бедах покой свой сохранил
И щит был общего покоя.
59. К НЕЙ
Ангел мой кроткий, друг несравненный,
Скорби душевной милый предмет!
Где наша радость — дни незабвенны?
Где упованья сладостный свет?
Всё вдруг погибло! Грусть нам осталась
Спутницей верной в юных летах;
Тщетно мечтами мысль утешалась:
Скорби обитель в наших сердцах.
Рок вероломный нас разлучает;
Зависти змеи вкруг нас шипят;
Будущность дальну мрак сокрывает,
Бездны под нами взоры страшат.
Но успокойся! Тяжко страданье
Вечно ли будет нас бременить?
Там, за могилой, ждет нас свиданье;
Там позабудем слезы мы лить.
Вздохи, стенанья — всё прекратится!
Бурное пламя стихнет в крови,
В радости мирной дух обновится,
Сердце воскреснет к чистой любви.
60. УМИРАЮЩИЙ ПЕВЕЦ
«Преходит ночь… заря бессмертья занялась…
О вы, которые душой моей владели!
Сберитеся, друзья, в торжественный сей час
Вокруг страдальческой постели.
Прострите нежну длань, спешите усладить
Улыбкою любви боренье смертной муки;
Но тщетной горестью брегитесь омрачить
Минуту близкую разлуки.
Подайте лиру мне: слабеющей рукой
Еще коснуться струн магических желаю…
Отрада дней моих! я слышу голос твой
И снова к жизни воскресаю.
Тебе, благий Отец, за терны и цветы,
Тебе дерзаю петь за всё благодаренье:
В блаженстве и скорбях я зрел твои следы —
Одной любви благоволенье.
Мой жребий славою в сем мире не гремел;
Мои любимые мечтанья не свершились;
Как гость нежданный, мрак могильный налетел,—
И брачны светочи затмились.
Но смел ли я роптать? В замену сих даров
Не ты ли выспренни послал мне утешенья:
К изящному, к добру могущую любовь
И тайну сладость вдохновенья?
Доволен отхожу: я мог благоговеть,
Мог слезы проливать пред благостью твоею;
Мне был знаком восторг, любил я дружбу петь, —
И мой закат утешен ею.
О други! к вам певца последний взор и глас;
Земные чувствия над прахом погасите:
Мы дети Вечного; придет свиданья час,
Надежду верой оживите.
Нет! не расторгнется святой союз сердец:
В свидетели мои при гробе избираю
Неувядаемый поэзии венец;
В залог вам лиру завещаю.
Где вы, мои враги?.. Но я их не имел:
Я скоро забывал и зависть, и гоненья;
Не мщения перун, их злобу одолел
Непобедимый меч смиренья.
И вот готовы мы пред троном Судии
Предстать рука с рукой, в сей жизни примиренны.
О, радость! и враги все братия мои
В обителях Отца нетленных.
А ты, сокрытая любовь души моей,
Одна моим мечтам присущная подруга,
Ты, разгадавшая немой язык очей
Досель таившегося друга!
Добыча ранняя сердечного вдовства,
Ты будешь увядать, убитая тоскою,—
И ласковый Гимен и сладости родства
Навек отринутся тобою.
Спокойная весь день, ты будешь ночи ждать,
Чтоб втайне милые оплакивать надежды,
Чтоб никому сих слез священных не видать,
Чтоб скорбь одна сомкнула вежды.
Я грусть твою постиг, я счел твой каждый вздох,
Но, обручен с иной невестою — с могилой,
Безмолвно угасал, — и искупить не мог
Покоя твоего, друг милый!..»
С сим словом тихий стон прощальну песнь прервал
И лира сирая из хладных рук упала;
Последний звук в струнах еще не умирал,—
А юного певца не стало.
61. ВОСПОМИНАНИЯ[78]
Посвящается Вас.<алию> Фед.<оровичу> Тимковскому
Я видел край благословенный,
Где изобилие не куплено трудом:
Там зреет виноград, рукой не насажденный,
Роскошный крин цветет в раздоле луговом;
Там с грушей абрикос беспечно обнялися,
И топол не носил порфиры ледяной.
Станицы мирные героев Танаиса,
Священной искони поимые волной!
Я ваши зрел брега, унизанны садами,
Поля, пожатые обломками мечей,
И воды, копьями плененны рыбарей,
И степь, утоптанну летучими конями…
Я пред тобой, седой Кавказ, благоговел,
Когда с подножия громады пятиглавой[79]
Мой взор скользил по дебри величавой
И на тебе встречал творению предел.
Твой грозный царь, Эльбрус великолепный,
Виссоном покровен из девственных снегов,
Средь недоступнейших хребтов
Казался свитою объемлем раболепной[80].
У ног его кипит вражда,
И рдеют льды от зарева пожаров,
И с воплем падает от роковых ударов
К его стопам прибегшая орда,—
Подъемлясь к небесам челом своим надменным,
Гигант глядит с спокойством неизменным
На пагубу племен, которым жизнь дает
Шумящими со скал его реками;
Окрест один другим сменяется народ,—
Он торжествует над веками,
И, посмеваяся судьбам,
Безмолвный дел великих соглядатай,
Он равну тень дарил неравным знаменам
Ермолова и Митридата.
вернуться
78
В 1823-м году я был на водах Кавказских не с одним намерением поправить свое здоровье, но гораздо более для того, чтоб удовлетворить справедливое любопытство, чтоб осмотреть весь полуденный Восток России. Из Москвы выбрал я путь кратчайший на Воронеж и Черкасск, но из Георгиевска возвратился в свою сторону совсем другою дорогою, чрез Моздок, Кизляр, Куманскую степь, Астрахань и Сарепту. Стихотворение, к которому присоединены сии пояснительные примечания, есть не что иное как беглый обзор любопытнейших предметов, поразивших меня в сем путешествии.