Выбрать главу
                      И вам я жертвы приносил, О нимфы, славные целебными струями! В объятьях пламенных на миг лишая сил, Вы жизни молодой прелестными дарами Любимца своего спешите увенчать[81]. С благоговением дерзал я лобызать                       Фиал кипящий вод Нарзанны,—                       И мнилось радостному мне                       Пермеса нектар обаянный                       Вкушать в волшебной стороне.                       Вокруг стоящи великаны                       Покой в долине стерегли                       И отделяли от земли                       Обитель райскую Игеи;                       Тираны северных пустынь                       Не слышны были там Бореи;          Один ручей, пробивший грудь твердынь,                       Стремился с шумом за наядой И эхо спящее по вздохам пробуждал; Я понял эту грусть, и о любви бряцал Улькуша страстного с застенчивой Кассадой[82].
                      Я посетил обширный сад,                       По долам Терека цветущий, И пастырей шатры средь неисчетных стад, И славных гребенцов гостеприимны кущи. За бурною рекой враждебны племена Стрегут измены час, не ведая покоя: Их ремесло — грабеж, богатство — плод разбоя, Им ненавистна сел прибрежных тишина; Их мщенье, притаясь, весь день седит у прага И рыщет в тьме ночной, как зверская отвага. Но грозным казакам безвестны страхи битв: С пищалью меткою союз они скрепляют                       И, оградясь щитом молитв,                       На все опасности дерзают… Под кровом дротиков я смело пролетел За влажный их рубеж к врагам непримиримым,                       Чтоб взором вопросить пытливым Последний вольности оставшийся удел…                       Под сенью скромного чертога                       Там Дружба Верность обрела[83] И детская любовь природу превзошла[84],                       Там дивны прелести Востока Цветут как лилии среди родных полей. Мне памятен огонь пронзительных очей,                       Сей вестник нежности глубокой,                       И томность страстная ланит,                       Невыразимая словами,                       И перси пышные харит,                       Прикрыты черными кудрями,— Всё мне являло в них богинь окрестных гор: Назвать их смертными не смел я изумленный… Меж тем маститый бард на лютне вдохновенной Героев падших пел — и заунывный хор Чеченцев мрачных песнь передавал долине[85].                       Туманный вечер наступал; Недолго луч зари на ледяной вершине                       Казбека гордого сиял[86]. Под ризой сумрака обвитый облаками, Он в погребальный креп казался облечен…                       Предчувством тайным возмущен,                       Певец тоску свою с слезами                       На струны тихо изливал,— И скорбь он пробудил в униженном народе,                       И мнилось мне, он возглашал                       Надгробный гимн своей свободе…[87]
Но далее меня манили на Восток                       Пирамидальные раины[88]: Здесь ринувшийся с гор стремительный поток, Стихая медленно в объятиях равнины,                       Как в Дельте благотворный Нил, Обильный тук полей струями расточает[89], — И хитрый армянин, не истощая сил, В дарах его плоды сторичны пожинает[90].                       Забыв вечнозеленый дол                       Боготворимого Ганге́са, Питатель Азии на сих брегах нашел Отчизну новую с клима́том Бенареса[91].                       Под тенью тутовых ветвей                       Художник тканей драгоценных Здесь полюбил труды свершать уединенны[92].                       Здесь царство пышное зыбей                       Залетный гость с полей Мемфийских                       Священный Ибис поделил                       С красавцем берегов Каспийских, Блестящим силою и белизною крил[93].          Здесь наконец усталый отдыхает                       Нептун на мягких камышах,— И ложе влажное отвсюду окружает Неисчислимый полк и рыб, и черепах[94]. На север дикая простерлася пустыня — Стяжанье древнее тритонов и сирен[95]. Там ныне и ловцов стыдливая богиня, И козлоногий Пан, и друг забав Силен                       Нашли приветную обитель                       Среди кочующих племен.                       Тяжелой роскоши презритель,                       Избегший городских забот, Затерянный в степях и позабытый светом, Там праздный элеут под войлочным наметом Нам неизвестную свободу бережет, По вольной прихоти на пажитях блуждает И всё, что зоркими очами обоймет, Своим владением по праву почитает[96].                       В местах, где мутная волна,                       Блуждая на брегах пологих, Заснула, — и ничто ее не будит сна[97], — Я навестил татар летучие чертоги:                       Как стая птиц, песчаный дол                       Они, пестрея, покрывали,                       Но час единый не прошел —                       И взоры места не узнали… Где шумный город был — безмолвная как гроб,                       Там тишина уже вселилась!                       В глухую даль орда пустилась, — И скрыпом лишь одним навьюченных ароб                       За ней пустыня огласилась[98].
вернуться

81

Пользование Кавказскими водами обыкновенно разделяется на две части: сначала употребляют теплые серные ванны, которые более или менее приводят в расслабление усиленною испариною; потом подкрепляют себя холодными, кислыми водами, известными под названием Нарзанны или Богатырского ключа. Согласное в цели, но противное в действиях влияние их невольно напоминает древнее сказание о чудесах мертвой и живой воды. Разительное несходство в местоположении главных источников и происходящее от того неровное расположение духа еще более присвоивают им сии титла.

вернуться

82

Это относится к моему стихотворению «Ручей Улькуш», где упоминается о слиянии сих двух речек в Нарзанской долине. Оно помещено было в Мнемозине и Вестнике Европы 1824 года.

вернуться

83

Кому не известны кунаки горских народов, сии друзья неизменные, готовые жертвовать имуществом и жизнию за человека, снискавшего их любовь и доверие?

вернуться

84

Именитые жители Кавказа отказывают себе в утешении воспитывать детей своих дома — чтоб не повредить им родительским снисхождением.

вернуться

85

У горцев есть свои песнопевцы под именем егоко. Содержание их рапсодий имеет большое сходство с поэмами шотландскими. Та же природа, та же страсть к военным подвигам. Простые аккорды пандура, похожего на цитру, сопровождают голос егоки; к нему обыкновенно присоединяется несколько человек, заключающих каждую строфу однообразным протяжным припевом.

вернуться

86

Казбек есть высочайшая гора на Восточной стороне Кавказа.

вернуться

87

Решительные меры нынешнего начальника наших войск на Кавказе быстро приближают время совершенного покорения всех горских народов.

вернуться

88

Род топола, лучшее украшение кизлярских садов.

вернуться

89

По мере приближения к морю, Терек теряет быстроту свою. Во время разлива, который бывает в летние только месяцы от таяния горных снегов, он наводняет окрестные поля и орошает виноградники посредством каналов, проведенных во множестве с особенным искусством.

вернуться

90

Армяне, вызванные Петром Великим на берега Терека, составляют главную и наиболее промышленную часть населения Кизляра.

вернуться

91

При устье Терека с большим успехом сеется сарачинское пшено, в котором состоит единственная почти пища азиатских народов.

вернуться

92

Шелководство, распространяющееся по всей кавказской линии, в одном Кизлярском уезде доведено до такой степени, что может приносить уже значительную прибыль.

вернуться

93

Египетский ибис и великорослый лебедь принадлежат к числу птиц, населяющих берега сего края.

вернуться

94

Поросшие камышом западные заливы Каспийского моря наиболее привлекают промышленников выгодною рыбною ловлею.

вернуться

95

Есть признаки, несомненно доказывающие, что низменная степь между устий Терека, Волги и Дона покрыта была морем.

вернуться

96

Элеуты или элёты есть общее название народа, которого племена, подвластные России и ей сопредельные, известны нам под именем калмыков.

вернуться

97

Быстрая в горах Кума не имеет почти никакого течения в степях, где служит рубежом калмыцким и ногайским кочевьям.

вернуться

98

Ароба или арба есть двухколесная телега, особенно употребляемая татарами. Замечательно, что они никогда не подмазывают своих экипажей и нимало не скучают пронзительным их скрыпом. Напротив, между сими номадами господствует мнение, что одному вору свойственно ехать на смазанных колесах так тихо, чтоб не слыхать его было.