— Я рад, что Юлань этого не делала! — воскликнул судья Ло. — Да, мы действительно не знаем, кто из троих совершил преступление, но ты спас мою карьеру, старший брат! Теперь я с чистой совестью могу заявить, что убийство танцовщицы — дело местное и никакого отношения к поэтессе не имеет. Я никогда не смогу достойно отблагодарить тебя за это, я...
Звуки команд и бряцанье оружия оборвали его речь. Процессия выходила из города через западные ворота. Судья Ди продолжил свои рассуждения.
— Далее. Убийство студента Суна. Во время суда над его отцом он был пятилетним ребенком, которого дядюшка сразу же увез в столицу. Мы можем лишь предполагать, где и когда он получил сведения, что его отца оговорили. Полагаю, ему стала известна история прелюбодеяния матери, должно быть, дядя или еще кто-то из родственников поведали ее мальчику, когда тот подрос, ведь его тетя сказала, что в Цзиньхуа он не приезжал никогда. Так или иначе он узнал, что в результате этого прелюбодеяния на свет появилась Шафран, и приехал сюда, чтобы познакомиться с сестрой по матери. Одновременно он рылся в твоем архиве в поисках документов, касающихся суда над генералом. Шафран не сказала ему, что ее время от времени навещает отец, но, должно быть, отцу о студенте сообщила.
И о том, что его зовут Сун Ивэнь, и что он приехал в Цзиньхуа, чтобы призвать к ответу убийцу своего отца, и что он поселился у чаеторговца. Преступник пробрался в дом Мэна и убил студента.
Судья Ло горячо закивал.
— А потом, Ди, он обыскал покои студента, чтобы найти бумаги, которые могли бы на него навести. Возможно, он обнаружил старые письма генерала Мо или матери Суна. Власти конфисковали все имущество генерала, но семье в таких случаях всегда разрешают взять что-то из одежды, и спустя много лет студент мог обнаружить в подкладке отцовских платьев секретные бумаги или что-нибудь еще: одни Небеса знают, что там могло быть.
— А это, Ло, мы узнаем, только когда вычислим убийцу и соберем достаточно улик, чтобы его допросить. Но сейчас шансы того, что нам удастся это сделать, видятся мне призрачными. Однако, прежде чем углубиться в эту проблему, я хотел бы обсудить третий пункт, а именно дело поэтессы и ее забитой насмерть в монастыре Белой Цапли служанки. Скажи мне, что ты обнаружил, сличая два анонимных письма, которые я тебе дал.
— Совсем немногое, Ди. Оба написаны весьма грамотным человеком, тебе ведь известно, как строги правила нашего литературного стиля. Для описания каждого события, каждого аспекта или обстоятельства человеческой жизни, которые только можно вообразить, существуют жестко определенные выражения, поэтому все, кто получил хорошее образование, используют одни и те же единственно верные фразы, написав их в единственно верных местах. Будь письма написаны личностью необразованной, все, конечно, было бы иначе, тогда легко было бы найти одинаковые обороты речи или одинаковые ошибки. Но в нашем случае я могу лишь отметить сходство в употреблении некоторых предлогов, дающее возможность предположить, что оба письма написаны одним и тем же человеком. Прости, Ди, мне нечем тебя порадовать.
— Хотелось бы мне увидеть подлинники этих писем! — воскликнул судья Ди. — В свое время я углубленно изучал почерки людей, так что наверняка смог бы сделать соответствующие выводы. Но для этого пришлось бы отправиться в столицу, и к тому же я сомневаюсь, что Верховный суд дал бы мне разрешение на проверку этих писем. — И он раздраженно подергал себя за усы.
— Зачем тебе непременно понадобились эти письма, Ди? При твоей острой наблюдательности, старший брат, ты найдешь и другие способы понять, кто из троих моих гостей — преступник. Небеса, да этот тип, должно быть, вел двойную жизнь! Ты же должен заметить нечто в их речах или в их...
Судья Ди решительно покачал головой.
— Ты зря надеешься на это, До! Наша главная проблема в том, что все трое подозреваемых — весьма своеобразные люди, действия которых нельзя истолковать исходя из обычных человеческих реакций. Давай смотреть правде в глаза, До, эта троица превосходит нас в учености, таланте и опыте, а об их выдающемся положении в обществе и говорить не приходится!
Попытайся мы их допросить, и это обернется настоящей катастрофой, и для тебя, и для меня. И прибегать к обычным уловкам, принятым в нашем деле, тоже бесполезно. Это, друг мой, люди, вооруженные гигантским интеллектом, самообладанием и житейской мудростью! К тому же у академика, к примеру, опыт расследования преступлений куда существеннее, чем у тебя или у меня! С ними бессмысленно блефовать, бессмысленно пытаться заставить их проговориться от неожиданности, все это напрасный труд.