— Я ковыляю на костылях старых цитат, — сказал академик. — Но вообще-то, для моего стиха могли бы найти место и получше. Ах да, теперь я вспомнил! Советник назвал тогдашнее событие «Встреча под облаками». Кто-нибудь предложит хорошее название для нашего теперешнего собрания?
— Встреча в тумане, — произнес хриплый голос.
Это поднимался по ступеням Могильщик Лу, вновь одетый в свое длинное винно-красное платье с черной отделкой.
— Отличное название! — отозвался придворный поэт. — Тумана действительно нынче порядочно. Посмотрите, как его длинные пряди крадутся среди деревьев!
— Я не это имел в виду, — заметил Могильщик.
— Будем надеяться, что скоро взойдет луна, — сказал судья Ди. — Ведь праздник Середины осени посвящен именно ей.
Слуги наполнили вином чаши на круглом столике красного лака у мраморной балюстрады, на котором уже стояли многочисленные холодные закуски. Судья Ло поднял свою чашу.
— Почтительно приветствую всех вас на «Встрече в тумане». Раз уж блюда у нас тут простые, деревенские, предлагаю всем усаживаться без чинов.
Однако он, вопреки сказанному, предложил академику место по правую руку от себя, а придворному поэту — по левую. Воздух был прохладен, поэтому кресла застелили толстыми стегаными одеялами на вате, а на плиточный пол положили деревянные подставки для ног. Судья Ди сел напротив коллеги, между Могильщиком Лу и поэтессой. Прислужники расставили на столе большие блюда с горячими пельменями — видно, главный повар судьи До сообразил, что в такую зябкую ночь гостей вряд ли порадуют холодные закуски. Две служанки вновь наполнили чаши. Могильщик осушил свою одним глотком и сказал своим хриплым голосом:
— У меня было приятное восхождение. Видел золотого фазана и двух гиббонов, которые раскачивались на ветвях деревьев. А еще лисицу. Очень крупную. Она...
— Очень надеюсь, Могильщик, что сегодня вы избавите нас от своих жутких лисьих историй, — с улыбкой перебила его поэтесса. И обратилась к судье: — В прошлый раз, когда мы встречались в Озерном уезде, он нагнал на нас страху до мурашек!
Судья Ди подумал, что сейчас Юлань выглядит куда лучше, чем в полдень. Впрочем, возможно, это потому, что она тщательно накрасилась.
Могильщик остановил на ней взгляд своих жабьих глаз.
— Временами у меня открывается ясновидение, — спокойно заявил он. — Если я рассказываю остальным то, что вижу, то делаю это отчасти, чтобы похвастать, а отчасти, чтобы развеять собственные страхи. А все потому, что мне не нравится то, что я вижу. Лично я предпочитаю наблюдать за животными. В дикой природе.
Судья Ди заметил, что Могильщик пребывает в несвойственном ему мрачном расположении духа.
— На моей предыдущей должности, в Ханьюани, — сказал судья, — в лесу прямо за моей резиденцией обитало много гиббонов. Я ежедневно наблюдал за ними за утренним чаем с задней галереи.
— Любить животных — дело хорошее, — медленно проговорил Могильщик. — Никто не знает, каким животным он был в прошлой жизни. Не знает он, и в кого вселится его душа в следующем воплощении.
— Мне кажется, судья, вы когда-то были свирепым тигром, — игриво сказала поэтесса судье Ди.
— Скорее, сторожевым псом, госпожа, — ответил судья и обратился к Могильщику: — Господин, но вы, насколько я понимаю, уже не буддист. Однако вы по-прежнему верите в учение о переселении душ?
— Конечно же, верю! Почему некоторые с колыбели до гробовой доски живут в жалкой нищете? Или почему младенца постигает мучительная, чудовищная кончина? Единственное приемлемое объяснение в том, что они искупают злодеяния прошлой жизни. Как высшие силы могут ожидать, чтобы мы раскаялись во всех своих грехах всего за один срок земного существования?
— Нет-нет, Ло, я настаиваю! — вклинился в их разговор академик. — Вы должны прочесть одно из ваших пикантных любовных стихотворений, чтобы подтвердить репутацию великого ловеласа!
— Ло — любовник любви, — сухо заметила поэтесса. — Он играет многими женщинами, потому что не способен по-настоящему полюбить одну.
— Какое недоброе замечание в адрес нашего любезного хозяина! — воскликнул придворный поэт. — За это, Юлань, вам полагается штраф! Прочтите нам одно из ваших стихотворений о любви.
— Я больше не читаю любовных стихов. Уже нет. Но для вас один напишу.
Судья Ло поманил своего домоправителя и показал на приставной столик, где стояли наготове тушь и бумага. Судья Ди заметил, что его коллега какой-то бледный. Похоже, замечание Юлани задело его за живое. Домоправитель выбрал лист бумаги, но академик провозгласил: