Внезапно она злобно уставилась на судью Ди и с яростью выпалила:
— Когда вы все туже и туже затягивали вокруг него свою подлую петлю, мне казалось, что она душит меня! И мне пришлось заговорить. Я попыталась спасти его, собрала воедино все известные мне факты и состряпала свою историю. Но вы слышали, какими были его последние слова.
Поэтесса поставила свою чашу для вина и поднялась. Несколькими ловкими движениями красивых рук приведя в порядок прическу, она буднично продолжила:
— Теперь, когда Шао мертв, я, конечно, могла бы сказать, что это он запорол до смерти мою служанку. Это вполне в его духе. Но, зная, что его больше нет, я тоже хочу умереть. Я могла бы броситься вслед за ним в пропасть, однако тогда десятнику пришлось бы поплатиться за это жизнью. Кроме того, у меня все-таки тоже есть гордость, и, хотя на моей совести много поступков, совершать которые не следовало, трусихой я не была никогда. Я убила служанку, и я собираюсь принять то, что мне за это причитается. — Повернувшись к придворному поэту, она проговорила со слабой улыбкой: — Большой честью было познакомиться с вами, Чан, ведь вы великий поэт. Вами, Могильщик, я восхищаюсь, потому что нашла в вашем лице поистине мудрого человека. А вам, Ло, я благодарна за вашу преданную дружбу. Что до вас, судья Ди, то я прошу прощения за те слова, которые только что выпалила в ваш адрес. Моя связь с Шао рано или поздно должна была закончиться скверно, а вы просто исполняли свой долг. Все к лучшему, ведь когда Шао вышел в отставку и смог свободно располагать собой, он стал замышлять новые злые деяния с единственной целью — поразвлечься. А со мной в любом случае все кончено. До свидания.
Она повернулась к десятнику. Тот надел на нее цепь и увел, сопровождаемый двумя солдатами.
Придворный поэт сгорбился в своем кресле, его лицо приобрело болезненно серый оттенок. Он медленно потер лоб.
— У меня раскалывается голова! Подумать только, а я ведь жаждал пережить какое-нибудь ошеломляющее потрясение! — Поднявшись, он попросил: — Давайте вернемся в город, До. — И вдруг криво улыбнулся: — Небеса, Ло, ваша карьера обеспечена! Вас ждут самые высокие почести, вы станете...
— Я знаю, что ждет меня прямо сейчас, — сухо перебил судья Ло. — Придется весь остаток ночи сидеть за столом и писать официальный отчет. Пожалуйста, господин, пройдите к своему паланкину, я сию минуту к вам присоединюсь.
Когда поэт ушел, Ло долгим взглядом посмотрел на судью, а потом, заикаясь, произнес дрожащими губами:
— Это... это было ужасно, Ди. Она... она... — Его голос сорвался.
Судья Ди легонько коснулся руки своего коллеги.
— Ты должен закончить ее биографию, Ло, и процитировать там каждое слово, которое она сказала сейчас. Тогда книга ее стихов, которую ты издашь, в полной мере воздаст ей должное, и в своей поэзии Юлань останется жить для будущих поколений. Возвращайся с Чаном, мне хотелось бы побыть тут еще немного, Ло. Мне нужно некоторое время, чтобы разложить по полочкам свои мысли и факты. Пусть писари приготовят в канцелярии все необходимое. Через некоторое время я присоединюсь там к тебе и помогу подготовить документы. — Некоторое время он смотрел вслед удаляющемуся коллеге, а потом обернулся к Могильщику. — Ну а что вы, господин?
— Я составлю вам компанию, Ди. Давайте подвинем наши кресла поближе к балюстраде и полюбуемся луной. В конце концов, мы явились сюда, чтобы отметить праздник Луны.
Вдвоем они уселись спиной к столу, с которого уже начали убирать. Они остались в павильоне совсем одни, потому что, когда судья Ло ушел, слуги незаметно ускользнули поближе к импровизированной кухне, горя желанием обсудить произошедшие у них на глазах странные события.
Судья молча смотрел на раскинувшийся перед ним горный кряж и думал, что в этом призрачном лунном свете может разглядеть чуть ли не каждое дерево. Неожиданно он произнес:
— Кстати, вы интересовались Шафран, хранительницей святилища Черной Лисицы. Мне жаль сообщать вам, что она заразилась бешенством и сегодня днем умерла.