4
Утром в день приемный
Журналисту он
С рукописью скромной
Отдавал поклон,
Корчил демагога,
Порицал бюджет…
Кто он? Ради бога,
Дайте нам ответ.
5
В зале Бенардаки
Чтение… народ…
Он уж в черном фраке
Пробрался вперед
Слушать прелесть слога
И живой куплет…
Кто он? Ради бога,
Дайте нам ответ.
6
Ночью в час урочный
Начался шпиц-бал,—
Как депеша точный,
Он уж там — и взял
В кассе у порога
Даровой билет…
Кто он? Ради бога,
Дайте нам ответ.
7
Тучи вкруг нависли…
В слякоть через мост
Труженика мысли
Тащат на погост…
Поотстав немного,
Он бредет вослед…
Кто ж он? Ради бога,
Дайте нам ответ.
204. «От германского поэта…»
От германского поэта
Перенять не в силах гений,
Могут наши стихотворцы
Брать размер его творений.
Пусть рифмует через строчку
Современный русский Гейне,
А в воде подобных песен
Можно плавать, как в бассейне.
Я стихом владею плохо,
Но — клянусь здесь перед всеми —
Напишу я тем размером
Каждый вечер по поэме,
Каждый вечер по поэме,
Без усидчивой работы,
Где сплетутся через строку
Вместе с рифмами остроты.
Начинающим поэтам
Я могу давать уроки,
Как писать стихотворенья
В незначительные сроки,
Как писать такие песни
(Изучил я ту науку),
Чтоб читатель был доволен
И редактор сжал вам руку.
Превосходная манера!..
Учит нас прием готовый
Вместо шляпы Циммермана
Надевать венок лавровый.
Я постиг отлично тайну,
Как писать оригинально:
Стих начну высокопарно,
А окончу — тривиально.
Запою я песню звездам,
Вспомню лилий, незабудок,
А потом замечу кстати,
Что расстроил я желудок.
Расскажу я в песне «к деве»,
Как мои объятья жарки,—
И при этом ей напомню
Про горячие припарки.
Фимиам куря природе,
Я воскликну вдруг: о россы!
Все по улицам столицы
Курят нынче папиросы.
Заведу я речь о неграх,
О Жюль Си́моне, Жюль Фавре,
А потом перескачу я
Хоть к своей кухарке Мавре.
Неожиданно сближая
Всевозможные предметы,
Я уверен — о читатель!—
Что талант найдешь во мне ты!..
А затем, чтоб журналисты
Поднесли мне лист похвальный,
Оскорблять я их не стану
Эпиграммою нахальной.
Мимоходом не надену
Я на них колпак дурацкий,
Чтоб они меня не звали
«Голью нравственной кабацкой».
Целый ряд живых событий
Обходя небрежно мимо,
Буду брать сюжет из мифов
Древней Аттики иль Рима.
И тогда согласным хором
Посреди журнальной свалки
Запоют мне песню славы
Все скворцы, стрижи и галки.
205. «В кругу друзей у камелька…»
В кругу друзей у камелька
Уселся старичок,
И льются речи старика,
Как в поле ручеек.
О прошлых днях он вспоминал,
Скрывая тайный вздох:
«Друзья! людей я умных знал,
Хоть сам был очень плох.
Карамзина я знал, как вас,—
Не счесть его услуг,
Хоть Николай Михайлыч раз
Сказал: „ты глуп, мой друг“.
В те дни, скажу без дальних слов,
Известность я стяжал:
В карикатурах сам Брюллов
Меня изображал.
Я сам ходил к Ростопчиной,
Хотя меня потом
Она — нельзя ж мешать больной! —
И не пускала в дом.
В одном приятельском кругу
С Жуковским говорил:
Меня он принял за слугу
И квасу попросил.
Меня почтил своим стихом
Сам Пушкин, наш певец:
„Люблю тебя, сосед Пахом“… [40]
Я позабыл конец.
Меня обедать Дельвиг ждал
И всех смешил до слез:
Из хлеба шарики катал
И их бросал мне в нос.
Я с Соколовским[41] вместе пил.
Отличный был пиит!
Меня однажды он прибил —
Ну, бог его простит.
Булгарин! С ним я до зари
Играл однажды в вист…
Булгарин, что ни говори,
Был честный публицист.
Сам Грибоедов мне сказал,
Вот так же у огня,
Что он Молчалина списал
С меня, друзья, с меня!
Барон Брамбеус, как родной,
Снимал мне свой картуз
И хоть смеялся надо мной,
Но этим я горжусь.
Я был и с Гоголем знаком,
Ценю такую роль:
Он как-то в цирке каблуком
Мне отдавил мозоль.
Когда, хилея день от дня,
Я ездил на Кавказ,
Там встретил Лермонтов меня,
Обрызгал грязью раз;
Любил трунить и Полевой,
Застав меня врасплох…
Всё это люди с головой,
И я пред ними — плох.
Панаев был мой ученик,
Хоть говорят враги,
Он осмеял и мой парик
И с скрыпом сапоги.
Теперь иные времена,
Куда ни погляжу —
Везде иные имена
В журналах нахожу,
Но я уж стар, почти без ног,
Знакомых новых нет —
И даже я достать не мог
Хоть Лейкина портрет».
вернуться
40
Известная эпиграмма Пушкина, которая кончается так:
Люблю тебя, сосед Пахом:
Ты просто глуп — и слава богу!