«В небесном сне небесном…»
В небесном сне небесном
живем мы, как в раю,
в кафе как будто тесном
вмещаем грусть свою
по светлому, земному,
живущему в крови,
по родине, по дому
и по своей любви.
И плечи затекают —
зачем в раю летать?
И песен не вмещает
измятая тетрадь.
Тоска обратно плещет
и, к сердцу возвратясь,
бьет молнией на вещи,
на нашу боль и грязь.
И лишь на миг от света
ослепнув, мы поймем:
в раю иное лето,
иной бывает дом.
И стен линялых тесен
и вправду переплет,
откуда ж райских песен
тишайший здесь полет?..
И слезы над стихами,
что кружат, как вино,
откуда ж здесь дыханье
легчайшее Твое?
«На этой страшной высоте…»
На этой страшной высоте,
где прерывается дыханье,
мы не поем, и только те,
кто может, говорят стихами…
Ведь больше вынести нельзя
ни одиночества, ни стужи,
зачем же этот голос нужен,
во тьме ведущий, как стезя?
И сквозь туманы и дожди —
все беспощаднее и гуще,
чуть слышный, но еще живущий,
еще твердящий впереди,
что на земле пощады нет,
что в небе ты давно услышан,
о том, что выше будет свет,
что хватит сил подняться выше…
«В счастливый дом, где розы на столе…»
В счастливый дом, где розы на столе,
Где птицы неразлучные щебечут,
Тоска войдет и, приютясь в золе,
Внезапной смерти приготовит встречу.
«Уже твою корону не расклеют…»
Уже твою корону не расклеют,
На первом бале — первый визави,
О, разве счастье взрослое лелеют,
Как эту боль о детской нелюбви?
Был котильон, и на груди — медали,
И звонкие большие номера.
О, сколько бы ни жили и ни ждали,
Наш первый бал не кончился вчера.
Он длится… И паркет, покрытый воском,
Плывет к скамье, как солнечная нить,
Где, хмурым и заплаканным подростком,
Ты даже ночь клялась не пережить.
«Но из мрака тоски и разлуки…»
Но из мрака тоски и разлуки,
Ускользая из тлена и пут,
Озаряются нежные руки,
И как лебеди руки плывут.
Проклиная, благословляя,
Как на лире, легко трепеща,
Голубую ладонь раскрывая,
Ничего на пути не ища…
Чтобы только еще прикоснуться,
И вокруг обессиленных плеч
Распахнуться и тесно сомкнуться.
Чтоб печальное сердце сберечь.
И, его заслоняя от муки,
От такого привычного зла,
Подымаются белые руки.
Продевают запястья в крыла.
И, покорно тогда затихая,
Свой полет отдаляя во сне,
Чует сердце, что бьется, вздыхая,
После плача и счастья вдвойне.
ЛИЛОВЫЙ КАМЕНЬ
I
Понапрасну рядом ходишь,
Понапрасну устаешь,
Глаз печальных не отводишь
И покоя не даешь.
Камень розово-лиловый,
Аметистовый,
На рубашечке на новой,
На батистовой.
Этот камень утишает
Жар любовного огня,
Этот камень утешает
Нелюбимую, меня.
Из персидской из сирени
Розовато-голубой
Пало счастье на колени,
Счастье выпало с тобой.
Только счастье не досталось,
Сколько счастья ни ждала,
А уж как бы целовалась,
Как бы вечером ждала.
Не досталось, почему бы?
Не досталось, а кому
Эти брови, эти губы,
Да в девичьем терему?..
Проходи с обманным словом,
Хоть насвистывай,
Камень холоден лиловый,
Аметистовый.
II
Иссушил, измучил взглядом.
Только я была слепой.
Проходил со мною рядом,
Только разною тропой.
Не со мною благосклонный
Благосклонным будет вновь,
Картой розовой, червонной
Для разлучницы — любовь.
Так оставь меня до срока,
До того, как подойду,
И сама я, черноока.
Уродилась на беду…
Угасить ли мне обновой
Аметистовой
Жар последний, жар суровый —
Жар неистовый?