ОКНО
В моей каморке есть окно —
Его светлее нету.
Игрою света все полно
Оно зимой и летом.
Когда весною все полно,
Как пеной — выше края,
Захлебывается оно,
Потока не вмещая.
Когда же день, веселью рад,
Спокойно отдыхает,
Оно, как в первый день, свой взгляд
Вслепую расширяет.
И вечера последний луч.
Случайно отраженный,
Летит, и грустен и тягуч,
В приют мой затаенный.
И даже ночью скудный свет,
В чужих дробяся стеклах,
Всегда прибережет привет
В своих лучах поблеклых.
Да, счастлив я! Завидно вам?
Как мне чужое видно,
Так счастья не увидеть вам:
Так сладко и обидно.
ВЕСНА
Алле Головиной
Слышно все до дна. Солнце тяжелеет.
Сонная струя из глухих времен.
Это ли — весна! Такою скукой веет.
Сердце тяжелеет сквозь легчайший сон.
Сердце птицей пленной за глухой оградой,
Только через сумерки перемахнет крылом, —
Ночью, как и днем, — унылая услада.
Омут откровенный плещет о былом.
Но совсем охотника нет до птицы редкой,
Людям скуки пленница больше не нужна…
Сердце в клетке звонкой, сердце в тесной клетке.
— Так зачем же солнце, так зачем весна?
«Мы встречаемся, как будто не видались…»
Мы встречаемся, как будто не видались,
Говорим слова из глубины,
И в ответ — из затаенной дали
Слабый голос погружает в сны.
Мы сошлись у ангельской постели,
Нам склоняет голову тоска.
Мы казалось бы веками пели,
Если б грудь не так была узка.
Слишком рано мы лететь решились,
Детскую мы надорвали грудь:
Ослабев, под крышу мы забились:
Может, буря распахнет нам путь.
А пока друг друга мы встречаем, —
Каждый скажет, что во сне видал, —
И глаза навстречу раскрываем,
Как колодец тысячи зеркал.
«С тобой — от каждого касания…»
С тобой — от каждого касания
Чудесного жду звона.
Раскрытого воспламенения,
Скрытого замирания.
Когда же судьба благосклонна,
И ждут только слова ресницы,
Как птицы — встречного ветра,
Тогда в досадном смятении
Чужими словами играю,
Боясь слишком верного звука,
Слишком полного эха.
А солнце нас тканью грубой
Как мертвых уже пеленает.
«Не о главном. В грубом свете солнца…»
Не о главном. В грубом свете солнца
Бьется мысль о гладкий тротуар.
Промах снова слишком поздно вспомнится.
Упустил я твой случайный дар.
И когда о тень крыла споткнулся,
Ты уже — на стороне другой.
Разве только в замедленьи пульса
Вздох почуяла ты мой.
Может быть, тогда ты и споткнулась,
И задумалась, замкнулась в сон,
И во сне не мне ли улыбнулась,
И пришла домой, как с похорон?
Утешенье горькое и злое.
Только разве может быть верней?
Надо мною в нестерпимом зное
Голубое белого бледней.
НАРЕКАНЬЯ
Раструб вокзала отступает.
Сарай назойливой тоски.
Железа суетня пустая
Сдвигает нежные тиски.
Испытанные нареканья
Усладу горькую сулят,
Бессонной грусти неприкаянной
Гремучий разливая яд.
Сквозная зыбкость поездная:
Скупое ослабленье пут.
Пустая чуткость неземная —
Последний для земли приют.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Алле Головиной