И падают безудержно цветы,
срывает их небрежно ветер легкий.
Мне грустно — знаю, что не любишь ты.
Мне грустно — отцветают уж сады,
а я брожу в снежинках одиноко.
Последней лаской убран сад.
Мне жалко облетевшей красоты.
Брожу в тоске, и мыслям я не рада.
Душа трезва — иллюзий мне не надо.
И падают, и падают цветы.
«Темнеют дни рождественским преддверьем…»
— Темнеют дни рождественским преддверьем.
Темнею, жду — бесчестья иль утрат.
Ласкаюсь ли заветным суеверьем —
тоской пронзит немыслимый возврат.
Пусть Рыцарь Бед склонен и очарован
и взгляд любви так безысходно прост,
но темный след запенится, и снова
яснеет путь — по пропастям до звезд.
О нет, не говори про доблестную славу,
и, бедный друг, страданья не зови.
Коснись, не отклони смертельную отраву
и звездный путь окрась в своей крови.
КАРМЕН (УРОКИ КАРМЕН)
В ночи пленительна отрада
мечтой вернуть твой хищный плен,
чьи взоры — смертная услада,
чье имя черное — Кармен.
Горит огонь, тупой и верный,
Кармен, Кармен, в твоей судьбе.
Я прикасаюсь суеверно
к воспоминаньям о тебе.
Со мною взгляд. Тяжелый, темный,
неизгладимый, твой, Кармен.
Как ночь, печальный и огромный,
как ночь, лихой и вероломный,
хранящий сумрачность измен.
Твое ликующее имя
поет всей радостью греха,
глухими ласками твоими
и темной музыкой стиха.
Прошелестит тоской звенящей
размах орлиного крыла,
как ветр степной, как меч разящий,
как дикой вольности стрела.
Отравы ласковей не знаю,
чем злой и вольный смех Кармен.
В ночи тревожно вспоминаю
твой хищный, твой изменный плен.
УМРУ
— Когда мне станет все равно —
— в полете мне изменят крылья!
— я закричу, упав на дно,
и вдруг — покой, и вдруг — бессилье.
Ждет заповедная межа
стезею — радостно-знакомой.
Но милым звездам будет жаль,
что их сестра ушла из дому.
О светлая, о ты, земля,
приют мой радостный и тихий!
Как кинуть мне твои поля
и стать недвижной и безликой?
Но сладко помнить обещанье,
что мой покой без мук и снов
покроет звездное молчанье,
когда мне станет все равно.
«О, бойтесь лжи тупого усыпленья…»
О, бойтесь лжи тупого усыпленья,
ночных дорог бездумна тишина!
Кто говорил в смертельном ослепленьи,
что мысль скудна, и наша жизнь бедна?
Они грядут, и поступь их жестока,
неотвратимы лики близких дней.
Уже не слышен глас и зов Пророка,
как проще жить и умереть сильней.
Надвинулось… и хаос и стихия,
полет лавин и шум весенних льдов…
То в мир пришла разящая Россия,
огонь и меч карающих богов.
ОСЕНЬ
Кончаем путь, глядим кругом,
И плавно приближаясь к устью, —
Мы вспоминаем отчий дом.
Откуда вышли без предчувствий.
И у границ земной страны,
Иного бытия на утре,
Душа и мир обнажены
В священнейшем из целомудрий.
Уж ни ошибок, ни удач
Мы не оспорим, не повторим.
Под поздний, долгий ветра плач
Глядим на сад, цветущий горем.
«Когда-нибудь после, мой друг…»
Когда-нибудь после, мой друг.
Внезапной тоскою взовью
Из самого омута мук
Погибшую память твою.
И вспомню в бессчетный раз
В холодном упорном бреду
И темные впадины глаз,
И смуглой руки худобу.
Ни пряди волос, ни письма.
Лишь темные мысли мои,
Лишь свежая тяжесть клейма
Короткой и страшной любви.