Но только памяти пробел,
как в окнах клочья сада,
мне шалью душною надел,
как поцелуй — в награду.
Не виски ль с содой? Иль ножей
проржавленных нам пару?
Дуэль?! На сколько этажей
проклятие попало!
Удар повиснул на стене,
застряв между кирпичин.
Ах! станет ли душа синей,
когда все безразлично…
И так испуганно ушла,
а сад весь искалечен.
В наследство мне остался шрам
и память губ и плеч ее.
Мария МЫСЛИНСКАЯ*
«Сердца каждый взмах…»
Сердца каждый взмах
Ударом, как меч,
Четкий рождает страх —
Страх неизбежных встреч.
Мертвая виснет ночь,
В липкий вонзясь туман…
Мертвая ночь, не пророчь
Близкий души обман.
Улиц зовет меня
Жгучий, беззвучный крик,
Над темнотой фонарь
Мутным зрачком поник.
Куда мне теперь бежать?
В эту ли, в ту ли дверь —
За каждою будет ждать
Настороженный зверь.
Не скрыться от смертных ран.
Кто мне сумеет помочь?
Липкий качает туман
В мертвых объятьях ночь.
«Взревел гудок назойливо и хлестко…»
Взревел гудок назойливо и хлестко.
Я жду и не могу понять,
Как на докучный шум чужого перекрестка
Я пулеметный треск сумела променять…
Пусть говорят, шумят, бегут неутомимо,
Как надоевший фильм в кино, —
Чужая жизнь проходит мимо,
Ничем не радуя давно.
Давно не трогают, не мучат
Толпы рассеянной толчки,
Ко всем толчкам меня приучат
Судьбы нелепые скачки.
Но все больнее сердцу биться,
И свой оно чертит полет,
Пока распластанною птицей
К чужим ногам не упадет.
ОСЕННЕЕ
Дождь, дождь, и мир такой огромный —
И крыльев нет, куда бы улететь? —
И голоса… Ни умереть, ни петь.
А ветер под окном, как пес бездомный,
И небо пологом унылым виснет.
А солнце где? цветы где? травы?
Ах, кто-то солнцу подмешал отравы,
И под дождем земля уныло киснет.
А в Африке не солнце, а костер,
Не солнце, а живая рана,
И пламенем сверкают розы Керуана
У призрачных краев хрусталевых озер…
Открыть глаза и думать, без движенья.
Не небо, а моря… Ковер? нет, шкура льва —
И тигра пестрого большая голова. —
Ах, чье-то в зеркале дрожит изображенье,
Змей или черт? — Ни змей, ни черт — собака? —
Дух мрака. — Воплощенье сна? Смерть? Вор?
— «Вам душу, деньги или жизнь, сеньор?» —
Беззвучный смех, и хвост мелькнувший фрака.
Нет никого. Вновь лишь туман и слякоть —
Дождя дрожащая назойливая сеть.
Ни умереть, ни петь, а лишь тупеть, глупеть, терпеть,
Глядя на глины распухающую мякоть.
«Из хаоса оледенелых рифм…»
Из хаоса оледенелых рифм
Лишь несколько пытаюсь вырвать слов живых,
И знают только сны
О творческой неутоленной боли.
Но, как актер, в усильи все обнять,
Лишь для единой предназначен роли —
Так размотаться силится клубок,
Но не распутать сотни длинных нитей,
И жизни всей заученный урок —
Опять свивается в клубок событий.
И сердца бешеный, ненужный стук
Томит, как неизбежное проклятье,
И разорвет его растерянный испуг
Все тех же рук бессменное объятье.
«О, не сжимай в тиски тоски…»
О, не сжимай в тиски тоски,
Паучьей скукою не мучай…
Через небесные пески
Метлой взлохмаченные тучи
Вздымает ветер, в ночь причалив.
На башне хриплые часы
Вторую смену простучали…