И падать медленно… О, это ль — неизбежность?..
Но даже сердце может ослабеть,
Себя испепеляющую нежность, —
Последний дар — переписав — тебе…
НЕБЕСНАЯ ЗЕМЛЯ
Всегда о нежности, всегда о небывалом,
Не о себе — через границы дня…
Земным делам, таким пустым и малым,
Мой легкий щит — не выдавай меня!..
…Всегда о нежности, и пусть всегда не кстати,
Все попусту, все с сердцем невпопад.
Все — странником, куда глаза глядят,
И воином миролюбивой рати.
Не о земном, — но о земле моей.
Простых сердец вечернем водопое;
О кротости — через границы дней,
О нежности — через границы вдвое…
— Мой легкий щит, мое копье, мой меч.
Моя любовь!.. — И вот опять приснится:
Сквозь глубь ночей, чтоб всей душой истечь, —
Твои неизъяснимые ресницы…
СТИХИ О МОЛОДОСТИ [68]
Еще о нежности поют твои глаза,
Ковшом любви не вычерпанной глуби.
Еще тебе никто не рассказал.
Как горестно и сладко сердце любит.
Еще весь мир — дрожащий отблеск дня, —
Плывет вовне, тебе неуловимый.
И так светло и радостно звеня,
В нем всходят весны и нисходят зимы…
И в легких днях, еще таких простых,
Что сердцем кротким можешь ты заметить?
И что поймешь в скупых словах моих
Вот этих строк, рожденных на рассвете…
НОЧНОЙ СПУТНИК
Не узнавая комнаты и кресел,
В бессоннице блуждая наугад,
Где черный ветер стекла занавесил,
Я чувствовал — качался утлый дом
И рвался вверх от пристани ненужной
Земной корабль…
И я один был в нем,
И плыл во тьме над этой ночью вьюжной.
— Нет, не один. Бродили мы вдвоем
Между постелью, креслом и окном…
И спутник мой шаг в шаг ходил со мною.
Его плеча касался я плечом
И чувствовал, как тяжко дышит тьмою…
Молчали мы. Что говорить? О чем?
…А поутру, когда рассвет туманный
Вошел в окно и лег у наших ног,
Я увидал, кто был мой спутник странный:
По комнате ходили — я и Бог.
БЕССОННИЦА ВТОРАЯ
Ни голодом, ни жаждой, ни разлукой…
Закрыть глаза… А сердце сквозь года,
Сквозь жизнь стрелою, пущенной из лука,
Летит вперед — и канет без следа,
Еще любя, и все тесней и туже…
И взгляд внимательный с соседней из планет,
Пройдя землей, нигде не обнаружит
Моей любви и кратко скажет — «нет!»…
…А в легком сне — и там я буду лишним, —
Что повторит, что вспомнит жизнь твоя?
Быть может — класс, быть может — сад и вишни,
И за холмом вечерние края…
И только стих споет о небывалом.
Но этой ложью сердцу не помочь.
— И снова вижу комнату и ночь,
И сбившееся на пол одеяло…
ВЫХОД ИЗ КРУГА
Тобой исполненный и замкнутый в тебе
И круг забот, и круг часов беспечных.
Ах, о какой блистательной судьбе
Еще мечтать в годах бесчеловечных?
Не для тебя ль крылами легких птиц
С листов газет над строчками событий
Летит мой мир сквозь золото ресниц
По звонкой, опрокинутой орбите…
Свисти и пой, веселый птицелов!
— Но сердце не почувствовать на ощупь.
Не для сетей божественный улов,
Что серебром еще в сетях полощет…
…И падая на камни, обомлев,
Не о тебе душа в припадке страждет.
Не о земном, но об иной земле
Святой восторг неутолимой жажды…
III
СТИХИ К МУЗЕ [69]
Так часто в тишине ночной
Росло крылатое движенье —
Небесное отображенье
Угрюмой горечи земной.
И сердце чуткое мое
Воздушные вбирало волны
И подымало острие
Приемником певучих молний.
И ты, вдыхая воздух талый,
В весенней, звонкой вышине,
Вот так же к Пушкину слетала,
Как и слетаешь ты ко мне.
И помнишь все еще, быть может,
Сквозные лепестки свечей,
И гулкий зал, такой несхожий
С дешевой комнатой моей.
И вот всплывает профиль смуглый
В воспоминаниях твоих…
— И робкий исправляя стих.
Мой черновик бросаешь в уголь
[70].
ШЕСТИКРЫЛЫЙ СЕРАФИМ
Горит душа, как легкий пламень,
Над освященным бытием
И ночью на плече моем
Трепещет светлыми крылами.
Днем, в суете и возбужденьи.
Вдруг останавливаясь, жду
Благословенную чреду
Молниеносных пробуждений.
…И все прекраснее, и строже,
— У сердца радостный Сизиф —
Иная жизнь опять тревожит,
Мой вещий дух преобразив.
И бьется, путы разрывая.
Земною горечью дыша.
Еще лукавая и злая,
Но пробужденная душа!..