Что мы скажем женщине, крестьянке?
Девушке,
Касатке,
Несмеянке?
Ведь она любила и мечтала.
Нет святого чувства у металла;
Захватил,
Замыкал,
Заарканил —
До беды,
До горюшка,
До слез,
В огненном, клубящемся тумане
Юный образ навсегда унес!
...Коля,
Колокольчик,
Николай,
Встань,
Ты слышишь,
Плещет месяц май,
На зеленой лиственной опушке
Вьются в травах бабочки-хлопушки
И щебечут сойки-хохотушки,
Совы озираются пытливо,
Сиротливо
Кланяется
Ива.
Ну а где-то изморосью колкой
Паренька упругого сечет,
И рябит разбуженная Волга,
В Каспий атаманистый течет.
И взмывает,
Радостно заторкав,
Словно чайка,
Легкая моторка,
А над ней,
Лучами окропленный,
Жилистый,
Уклюжий,
Молодой,
Счастьем задохнулся волгаренок —
Куртка нараспашку,
Золотой!
И его улыбчива невеста,
Красотой да ладностью известна,—
Рядом,
Рядом,
Рядом,
Говорю!
Впереди —
Прощанье
И тревога,
И Урал за каменным порогом
Мнет в мартенах
Спелую зарю.
Но внезапно горе постучится
В девичье беспечное окно:
Свято полюбить,
Да разлучиться
Навсегда им будет суждено.
Почему?
Работа есть работа,
До хмельного,
Бешеного пота!
...Щерились, как ящеры со дна,
Колпаки измятые и дула;
Мина или бомба саданула?
Да, война
И мертвая — война!..
Глава 2
Знаю, вы конечно же видали,
Как, сорвавшись с горного плеча,
Медленно парят в миражной дали
Два заматерелых сарыча:
С вызовом,
Охватисто,
Глубоко,
С боковой раскачкой в створах дня,
Птицы
Века
Или дети
Рока
На планете стали и огня.
Бурые — от прочного загара,
Ржавые — от пороха и пуль,
А под ними — мачты и радары,
Иссык-Куль,
Севан
И Чебаркуль!
А за гранью — линию означь —
В них прищуро целится палач,
Но внизу сейчас родной ковыль,
То легенда жуткая,
То быль:
То славяне гасли,
То азийцы,
То вожди являлись,
То убийцы,
То Атиллы,
То Наполеоны,
То пророки,
То хамелеоны,
Фюреры — душители прогресса...
Человек, войну не узаконь!
И ползло железо
На железо,
И огонь катился
На огонь!
По мартену рано, рано, рано —
Так же и резвились, клокоча,
Два чугунолобых тяжких крана,
Закопченных, жженных сарыча.
Перед нами пламя
И за нами —
Во сто крат багрянистей, чем знамя,
Гордое и дерзкое,
Оно
Созидать
И рушить
Рождено.
— Эй!
— Да-ва-ай!
И Николай,
В тельняшке,
В ухарски заломленной фуражке,
Ковш-громаду брал на разворот:
— Бе-ре-гись!
И в коловерти пенной
Млела плавка молнией мгновенной,
Выкрики,
Толкучка
У ворот!
Брови удивленные, крутые,
Озорство блескучее в очах.
...И огонь, похожий на Батыя,
Крутится на гладких кирпичах
И шипит,
Рассерженный и голый,
Вспученно вихляясь и дрожа.
Скифы ли?
Ахейцы ли?
Монголы?
Конница, фырчиста и рыжа?
Но прожектор опытней кинжала
Мрак разрезал:
Снова из печей
Сталь, мерцая, как немое жало,
Тело искрометное разжала
И, взбурлив,
Рекою побежала,
Горячей,
Прыгучей
И бойчей!
И, как птицы, в мертвой тишине
Краны растворялись в вышине.
Глава 3
Ой, остаться вдовушке без сына,
Горькая, озяблая осина
Склонится, скручинится одна,
А по волжским радужным долинам
Скоро,
Скоро
С хором лебединым
Вьюга зарыдает, холодна!
В кутерьме пушистой, снежной бели
Примутся шушукать глухо ели,
Безъязыко по ночам кивать,
И поскачут ветры на просторе
Рассевать по ветхим избам горе,
Лебеденка к лебедихе звать.
Лебеденок —
Тонок,
Тонок,
Тонок,
Одуванчик,
Лапушка,
Опенок,
Сизый, сладкогорлистый и тихий,
Поспеши-ка, милый,
К лебедихе!
Твой отец на Волге
Оступнулся
Под огнем
И больше
Не вернулся...