- Послушай, ты! Вытри мне задницу своими тремя сотнями!
- Фрэнк, тебя к телефону! Долго ты на толчке собираешься сидеть?
Дейв меня достал. Не придумал ничего лучше, как прислать Руби в мужской туалет. Она, конечно, ничего себе, но не в моем вкусе, да и жених у нее - хуже мордоворота не бывает... А она, идиотка, стоит и ждет, пока я с унитаза встану, штаны застегну... Слава Богу, я имя Макдональда не произнес вслух, когда орал насчет трех сотен! Или произнес?!.
- Тебя к телефону, Фрэнки!
- Спасибо, Руби! Что стряслось, Дэйв? Дэйв кричал в трубку:
- Подожди, не тарахти, Паласки! Понял? Не та-рах-ти! Черт бы тебя побрал! Он уже рядом. Передаю трубку...
Он протянул мне телефон.
- Пока ты на унитазе со своим членом беседовал, у нас на одиннадцатом поезд сбежал...
Из трубки был слышен истерический вопль Паласки (ох, уж эти мне кандидаты в пенсионеры!):
- Центральная! Где ты, Центральная?
- Это я, Фрэнк Бэрстоу, с Центральной. Говори, Паласки, что случилось?
- У нас на одиннадцатый путь вырвался поезд-беглец. Машинист, как куча дерьма, из кабины вывалился. Там были Кэссиди и Райт рядом. Они ничего не успели сделать. Кэссиди сказал: "Смотри-ка, это сцепка Эла! Он что, совсем уже свихнулся?!" Райт говорит, что тоже ничего не понял, только подумал: "Какого черта? Что ему здесь надо?" Пока они думали, из кабины вывалился Эл. Ребята подбежали, а Эл - холодненький. Еще двое наших рядом оказались, Найт им сказал: "Дуйте, ребята, за скорой!" А Кэссиди тут же меня по радио и вызвал: "Паласки! - орет. - Паласки! Это Кэссиди. Эл упал с поезда. Он мертвый! А его поезд уходит со второго пути!" Я даже не понял сначала, о чем он: "Паласки! Сцепка из четырех локомотивов! Умоляю: останови ее! Немедленно! Ради Бога, Паласки! Они уходят на одиннадцатый... Останови, Паласки!" Я даже заикаться начал: "Н-н-не м-м-мо-гу! - говорю. - Уже п-п-позд-н-но!" И сразу вас вызвал.., звоню, звоню.., а у вас...
Дэйв оборвал источник этого словесного поноса, который вылился на нас за три секунды:
- Не тарахти, Паласки! У Фрэнка вопрос к тебе.
- Паласки, ты уверен, что на сцепке больше никого нет?
- Да откуда же мне знать-то?! Он уже, черт бы его взял, девять миль отмахал, а скорость все растет, а мощность у него - дай Бог! - а я вам звоню-звоню...
Тут, конечно, я не выдержал:
- Сколько? Девять миль? Так чего же ты, старый козел?..
- Чего я?! Опять я?! А что я могу сделать? Я на мониторе как увидел, что он со второго на одиннадцатый успел переползти, так сразу и понял, что мне его не удержать. Я подумал, что лучше надо вас вызвать. Звоню вам, звоню...
- Заткнись! - я еле сдержал себя, чтоб не добавить пару крепких слов, но с шумом набрал полную грудь воздуха, выдохнул и тихо сказал в трубку, где голос Паласки продолжал бормотать что-то невнятное:
- Помолчи, Паласки! Ты можешь успокоиться и помолчать?..
- Ладно, ладно, Фрэнк, я молчу.
Наступила тишина, в моей голове заработал компьютер, которым я всегда гордился, и тут же выдал наилучшее решение:
- А теперь слушай, Паласки, что мне от тебя нужно. Я хочу.., чтобы ты перевел сцепку.., внимательно слушай и запоминай, понял ?., на главную дорогу.., на первый путь...
- Я понял, Фрэнк!
- Ты понял меня, Паласки?
- Конечно. Будет сделано, Фрэнк!
- ..А там уже я придумаю, как его перехватить...
- Отлично, Фрэнк!
Я услышал, как Паласки положил свою телефонную трубку и пошел, надеюсь, переводить стрелку. Теперь можно уделить пару минут своим подчиненным...
Я повернулся, не отходя от пульта, в кресле к Дэйву и Руби:
- Ну, маленькие мои! Так что мне пел этот Паласки? "Я звонил-звонил... Центральная! Центральная... Тревога! Тревога!.." Черт бы вас всех подрал, вы что, не могли сразу трубку снять? Трудно было задницу свою от стула оторвать? Дэйв, ты о чем-нибудь, кроме баб, хоть иногда думаешь?
- Шеф, свежий номер "Девчушки" пришел, - начал оправдываться этот недоросль. - Я сидел, листал журнал, говорю Руби: "Вот бы эту курочку мне на десерт, уж я бы ее поимел..." И тут звонок. А Руби коготки чистит. Я говорю: "Руби, ты что, не слышишь? Почему ты не отвечаешь на телефонный звонок?" Шеф, в конце-то концов, - все Дэйв и Дэйв... Это же ее обязанность к телефону подходить.
Я ей говорю: "Хватит, Руби, ты и так неплохо выглядишь"...
А она молчит. "Кто, - говорю, - позарился на твою ленивую задницу, а, Руби? Признайся, с кем трахнулась, чтоб сюда на работу пристроиться"... Ну, шеф, пришлось-таки мне самому бросить этот журнал и взять трубку:
"Слушаю, - отвечаю я, - это Дэйв Принс говорит с Центральной". А там Паласки орет: "Дай мне Бэрстоу! Немедленно! Это Паласки..." А я ему: "Да узнал я тебя, старикан..." А он из себя выходит: "Ты еще узнаешь меня, задница твоя черномазая, зови этого вонючего козла Бэрстоу!.." Шеф, я не придумываю, он именно так и сказал:
"Зови, - говорит, - этого вонючего козла Бэрстоу. У меня ЧП случилось. У нас всех, - говорит, - случилось огромное ЧП. Неуправляемая сцепка из четырех локомотивов умчалась со станции..." Вот тут-то я тоже на Руби свою злость сорвал, потому что она все слышит, а продолжает когти точить... "Пошла-ка ты, Руби, отсюда!.. - заорал я ей... - За Фрэнком! Бегом!!! В туалете он! Веди его сюда!.. Скажи, что у нас неприятности. Тревога у нас, скажи!" А Паласки мне все уши успел прожужжать:
"Поезд сбежал! Четыре локомотива! Одной сцепкой! На одиннадцатый путь вырвались..." Шеф, с кем не бывает???
Я молча слушал, как он распинался передо мною. Я всегда жду, когда иссякнет этот поток дерьма. Что Дэйв, что Паласки, - два сапога пара! Я подожду, а потом спокойно выскажу ему все, что изложу в докладной Макдональду, пусть начальник сам решает, держать ли ему здесь этого недоучку. Ну, а что касается Руби... Руби, у меня теперь, пожалуй, в ловушке: будет в постели свои грехи замаливать. Если, конечно, не захочет теплое местечко потерять... Опять вызов...
- Фрэнк, это Паласки. Я перевел стрелку! Там рядом со мной в снег что-то упало и зашипело. Я хотел поднять и обжегся. Это тормозная колодка, Фрэнк. Беглец несется, как сумасшедший. У него горят тормозные колодки, Фрэнк...
РЭНКЕН
Ледники, ледники... Кругом сплошная пустыня. Ни пятнышка. По крайней мере, спрятаться здесь невозможно. Но из канализации путь был один - в Американку. А из речки где-то они должны были выкарабкаться. Я уверен, что они не утонули. Во всяком случае, второй вертолет я пустил вдоль реки - вдруг где трупы выбросит на берег.
Но Мэнхейм не для того сбежал, чтоб в Американке утонуть. Хотя в первый свой побег он действительно на самом краешке от смерти стоял. И если бы не его приятель-кретин, как там его, Йонас Трайкер, кажется, которого Мэнхейм зовет Джона, то уже тогда, пятнадцать лет назад, было бы одним подонком на свете меньше. Йонас да чудо спасли тогда Мэнхейма. Пожалуй, прошло даже побольше чем пятнадцать лет с тех пор. Ну да, конечно, по всей стране после Аттики чиновники да инспектора гоняли. Из тюрьмы в тюрьму. Все высматривали, вынюхивали. С заключенными беседовали, настроения выясняли. А по мне, так в Аттике поступили именно так, как надо. Только припозднились чуток. Как только бунт начался, тут же и следовало взять в оборот все это чертово гнездо. Все равно стрелять пришлось. И ясно было, что без пальбы не обойдется. Так что нечего было цацкаться с паршивым гнильем. А тем более потом - кого, спрашивается, испугались? Журналистов? Щелкоперов вонючих? "Общественное мнение", "права человека"... Права человека, как я понимаю, - это когда нормальный гражданин своей страны живет и работает спокойно. А значит, каждый комми и каждый цветной должен знать свое место. И уж тем более зэкам ни к чему поблажки. У меня тогда был Дом как Дом. Такую образцовую тюрьму, как у меня, еще поискать в те времена пришлось бы. Какому-то вшивому инспектору показалось, видите ли, что на Аляске в кирпичной тюрьме заключенным холодно. Им, видите ли, перевоспитаться нет никакой возможности в кирпичной тюрьме. Да ее, мать их так, строили первые поселенцы. А уж они-то знали толк во всем, что своими руками делается. А инспектор, понимаете ли, сделал выводы. Надо, написал в своем отчете, заменить кирпич на цементно-бетонные блоки с трубами внутри них, чтобы горячей водой эти стены согревались. "Пусть засунет он свой дерьмовый отчет себе в задницу!" - сказал я старику-начальнику, но тот все-таки струсил. Мне ничего не возразил, даже как будто бы согласился со мной, а потом я утром просыпаюсь и вижу, как подъемный кран и первые грузовики с блоками во двор моего Дома въезжают. Я к ним выскочил: "Вон отсюда!" кричу, а водители мне: