– Не подходи близко, это может быть заразно. Я сам сейчас выйду.
– Не нужно, папа. Скоро уже ничего не будет нужно.
– Послушай, что ты можешь знать? Ты ведь ещё такая маленькая.
– Почему ты не веришь, что я это просто чувствую? Я не могу ошибаться. Я знаю, что и меня скоро не будет. И нам будет легче, и мне, и маме.
Также бесшумно она развернулась и исчезла. Надо что-то делать, иначе можно сойти с ума, как заклинание шептал Саня…
–Борис!! – крикнул он в пустоту.
– Я здесь. Мне тоже кажется странным, что помощи ещё нет. На Геннадия не похоже. Может, какие-то непредвиденные обстоятельства, – он подошел к кровати, пощупал лоб, – Температура пока в норме. Пульс прощупывается слабо, наверное, давление падает. Да, врач без лекарств ничего сделать не может, увы. Давайте подумаем, что предпринять. Злое стечение обстоятельств… Пойду в деревню, до станции километров пять, там ещё до деревни. Надо её срочно эвакуировать, искать транспорт. Как мне кажется, Вы не в том состоянии, чтобы идти.
– Я не знаю, что нужно делать. Вообще, что может произойти? Я ведь не врач.
– Следите за температурой. Сейчас поставлю укол, проследите, чтобы она не лежала в сыром белье. Если будет снова сильный кашель, приподнимите, чтобы отходила мокрота. Надеюсь вернуться часов через пять максимум, в деревне есть фельдшер. Надо было сразу идти, не сообразил, понадеялся на Геннадия.
– Ладно, попробую продержаться.
– Там есть бутылка водки, выпейте чуть-чуть, для хладнокровия.
Ожидание неотвратимого и бессмысленного исхода. Саня выпил рюмку, потом ещё. В комнату идти было страшно. Он попытался ободрить себя шуткой, но в голову ничего не приходило. Он подумал, что надо бы поговорить с дочерью, успокоить её. Но последняя их беседа свидетельствовала о том, что ребенок понимает даже больше, чем он сам.
Эмоции словно пугливые ящерицы, уползли вглубь, оставив только свои хвосты-напоминания о том, что он должен переживать за родных. Как же выйти из этого состояния «амёбности»? Зачаточность чувств, душевная импотенция, прав Борис. Установленные самим собой рамки поведения, оберегание от потери равновесия. Стоп. Я сам раскачиваю маятник, и амплитуда отклонения может быть непредсказуемой.
Саня закурил сигарету и старался не думать ни о чём, но глупая привычка анализировать мешала расслабиться. Надо пойти и проверить, как там Аня. Надо действовать как автомат, у которого есть своя определённая программа, иначе можно сойти с ума.
…Борис постучался в дверь железнодорожного домика. Никто не ответил. Он забыл спросить, в какой стороне деревня. Взломать дверь и снова куда-нибудь звонить? Это уже слишком. Вдруг он заметил мальчишку, приближающегося со стороны леса, откуда он сам только что вышел.
– Эй, мальчик!
– Ну?
– Скажи, в какой стороне деревня?
– Какая деревня?
– Что, здесь нет поблизости деревни?
– Вы, дядя, что-то перепутали. У нас не деревня, так, пара домишек, да до них топать часа два.
– А где ближайший медпункт?
– А на что он нам? В деревне только старики.
– А как же… Мне железнодорожник сказал, что там есть фельдшер. А где сам-то, не знаешь?
– Дядя Ваня-то? Он через часок подойдет, в лес, за дровишками двинулся.
– Мне срочно нужна помощь, понимаешь. Там женщина умирает. Может, дверь взломать?
– Не получится, тут крепкий засов. Я могу сходить за ним, если хотите.
– Я тебя очень прошу, срочно, как можно быстрее.
– Я мигом, – мальчишка побежал по дороге, – я мигом, дяденька, мигом!
Никого. Бред какой-то. Так не бывает, что за глухомань такая…
–Ничего не понимаю…Кажется, я начинаю разговаривать сам с собой.
От спокойного голоса за спиной он вздрогнул.
– А тут и понимать нечего, – раздался голос Реутова, – Борис, я не хочу говорить прямо здесь, сейчас подъедет машина, поедем в Москву.
– Ты? Ты давно здесь?
– Давненько, соскучился по тебе. Здравствуй, Борис!
– Погоди, сейчас не до любезностей. У тебя аптечка с собой?
– Аптечка уже не пригодится, поверь.
– Но… Как же я поеду с тобой в Москву, а они?
– Ну, мы же не звери, не оставим их здесь. Ты же сам видишь, медицина тут уже бессильна. У них нет никакого иммунитета, и вообще, это все ещё слишком не исследовано. Даже за свою «работу» я не могу поручиться головой. Каламбур – за работу над их головой я не могу поручиться головой.
– Я не понимаю…
– После, после. Все позади. Садись в машину, – Реутов открывал дверцу уазика, – я все объясню.
Борис протиснулся на заднее сиденье. В машине сидел Алексей и ещё два незнакомых человека с каменным выражением лица. От их взгляда, скользнувшего как бы мимо него, ему стало не по себе. Он решил пока не задавать никаких вопросов. Доехали минут за сорок. Борис увидел ещё два уазика около избушки. И Саню, который стоял на улице в одной рубашке. В быстро сгущавшихся сумерках трудно было определить выражение его лица, но он почувствовал, что произошло непоправимое.