— Стоять, — возникший вдруг впереди Карпелов с автоматом говорил негромко.
Тучный мужчина споткнулся и вскинул вверх руки.
— Там убили всех, — заговорил он напряженно, а спрятавшаяся за него женщина выстрелила из маленького пистолета, просто достав его из кармана вместе с носовым платком.
Карпелов падал, как в замедленном кино, выпустив очередь. За ним повалился вниз лицом мужчина. Женщина продолжала стоять еще секунд двадцать, только схватилась руками за грудь и удивленно оглянулась на Января. Из-под ее растопыренных пальцев на зеленую траву посыпались блестящие камушки застывшими каплями вчерашнего дождя. Резко взвизгнула тормозами близкая машина, Январь, не веря глазам, повернулся на звук и заметил дуло из окна тормозившей «альфы-ромео». Он бросился на землю, перекатился к Карпелову, вытащил из-под него автомат, передернул затвор и начал стрелять по машине, все еще плохо понимая, что делает, — тело сработало само. Машина начала разгоняться, Январь встал на одно колено и прицелился, но блестящее рыло «альфы» ткнулось в дерево через несколько метров. Сквозь простреленные окна — три поникших силуэта. Январь бросился к Карпелову. Он почувствовал, что сейчас расплачется. Расстегнув плотную джинсовку, разрезал ножом футболку и удивленно уставился на целехонький бронежилет. Карпелов приоткрыл глаза и показал себе на горло. Маленькая дырочка над воротником джинсовки.
— Наклонись, — просипел он и подмигнул.
— Я сейчас «скорую»! — Январь собрался бежать, его схватили крепкой рукой за запястье.
— Наклонись, чего скажу… Так просто, на всякий случай. Женщине моей любимой не говори, если что. Позвони, скажи — обязательно приедет. Пусть ждет, она — моя. И еще, не дергайся. Тогда, цементный раствор… Ты нашел оружие в бадье. Я соврал. Я понятия не имел, где это чертово оружие может быть. Просто стало стыдно, что не догадался, — и соврал. Ты молодец. Ты на своем месте. Хоть ты и разыграл такой анекдот с этими бумагами из банка. Найдут ведь тебя, как пить дать, найдут!..
— Молчите, — шептал Январь.
Карпелова увезли свои же, не дождавшись «скорой». И Январь так и не сказал, что отпечатки, взятые у больного бомжа, совпадают с отпечатками великого экспериментатора Гриши Покосова.
До деревни Подпятки Ева Николаевна и Илья Ильич ехали на милицейской машине с мигалкой. Метров за триста до первых темнеющих домиков машина стала буксовать, Ева и Илья Ильич вышли и толкали влажный металлический зад — моросил слабый дождь.
Тяжело дыша и сморкаясь, инспектор еле поспевал за Евой.
— Стой, — махнул он рукой, совсем запыхавшись, — Павлуша нас заметил, не спеши.
Ева, щуря глаза, всматривалась сквозь морось в приближающийся силуэт с удивлением. Ей навстречу шел второй Илья Ильич, только не в длинном плаще, а в брезентовой рыбацкой накидке с капюшоном. Подойдя, он осмотрел ее внимательно глазами Ильи Ильича и громко чихнул.
— Будьте здоровы, — пробормотала она, не скрывая удивления.
— Будем живы — не помрем, — ответил ей Павлуша. — Где взял такую девку красную? — спросил он у брата и обнял его, растопырив огромные ручищи.
— Вы — близнецы?! — догадалась Ева. — А я думала, что уже все — крыша поехала. Как это сейчас говорят — мозгушником повредилась.
— У нас тут говорят — головенкой приложился и скомкал себе мозги. Стрелять умеешь? — На нее смотрели насмешливо.
— Павлуша, она умеет стрелять, не беспокойся.
— Не беспокойся? Пусть стрелит по банке. Если не умеет — я не повезу! Волки лютуют. На прошлый четверг двух коров задрали за просто так и не съели даже.
— Какие еще волки? — улыбаясь, поинтересовалась Ева.
— Большие. Лохматые. Серые. А клычищи!.. — сказал Павлуша и подмигнул.
Ева, не отводя от него взгляда, достала свой ТТ и спросила, где здесь банка.
— Ты свою цацку убери, ты из ружья попробуй! — вошел в азарт Павлуша. — Пошли к телеге, пальнешь из ружья.
— Павлуша, я поеду. И вам пора. Темнеет. — Илья Ильич протянул Еве руку:
— Спокойной вам дороги, коллега.
— Во дает, — восхитился Павлуша, — коллега! Катись в свой городище поганый А я вчера знаешь какую рыбину поймал!
Илья Ильич обнял и расцеловал Павлушу в обе щеки.
— Нет, ты подожди, ты что — не веришь? Во-о-она какую!
— А где телега вообще? — огляделась Ева.
— Не верит. Никогда не верит.
— Да верит он, ему просто грустно одному в город тащиться, он болен, насморк, а здесь так хорошо!.. Как вас можно называть? — поинтересовалась Ева.
— Павлуша я. А ты не скачи, промокнешь, иди под накидку, поместимся…
Ева пригнула голову, ее накрыли огромной полой, пахнущей дымком. Идти было не очень удобно, через несколько шагов Ева выскочила вперед, разогналась на слабо видной тропке и подпрыгнула, сделав в воздухе шпагат.
— До чего хорошо-то! — крикнула она.
— От же коза! — помотал головой Павлуша.
А телега дожидалась во дворе. Светлела мутным пятном спокойная лошадка. Белая, в пятнах. Ева прыгнула в душистое сено, завернулась в брезент. На тряской неспешной дороге волнами накатывали пригорки, а вверху первыми звездами небо засасывало зрачки.
— Павлуша, как вы с братом жили, когда маленькие были?
— Так и жили. Он — старший, я — младший.
— Как это?
— Ну, как… Он на пять минут раньше родился.
— А у вас насморк сразу у обоих случается. — Ева закрыла глаза.
— Насморк — болезнь заразная. Случается сразу у двоих. А вот что мне непонятно — как он про сны мои знает?
— А он знает? — пробормотала Ева, засыпая.
— Вот приснится, к примеру, белая мышь. Я иду к соседке, она бабка умная, говорит — это к тебе родня приедет. А у меня родня вся в деревне! Известно, кто приедет, брат! Он один в городе. И точно, приезжает. Я спрашиваю, чего явился? Мыши, говорит, снятся белые, это к болезни, приехал узнать, не заболел ли ты. Вот так.
Москва июньские ночи, и так бледные, подсвечивала щедро фонарями и слепила звезды. Миша Январь прорывался через два часа после ранения Карпелова в больницу. Он узнал, что майора повезли после операции в палату, обещал пухленькой медсестре не говорить больному ни слова, а только поприсутствовать рядом.
— Поймите, — доказывал Январь, — он, как меня увидит, сразу начнет выздоравливать! Я же по-дружески, я же не на допрос!
— Знаем мы, как вы допрашиваете! — льнула медсестра мягким телом. — С пристрастием…
Карпелов с трудом разлепил тяжеленные после наркоза веки и смотрел, как Миша Январь отбивает чечетку на линолеуме и плавно ходит уточкой рядом медсестра. Потом музыка стала громче, Январь упал на пол одной рукой и крутился вокруг нее огромными шагами.
«Черт шальной», — хотел сказать Карпелов и обнаружил, что совершенно не может издавать звуки.
— Проснись, чудушка, — услышала Ева и открыла глаза. Она несколько секунд не могла понять, что происходит, зарывая пальцы в сено и оглядываясь.
Лошадь бежала быстро, Еву трясло на рытвинах. Павлуша повернулся к ней.
— Проснулась? Ты как, девушка нервная? — поинтересовался он. — А то волки ведь.
— Где? — Ева встала на колени и смотрела назад.
— Сбоку смотри. Накатывают. Матерые.
Ева смотрела и сбоку. Но ничего не видела. И вдруг — выплыла луна, заливая неестественным светом открытое пространство, словно в театре дернули занавес. Чуть сбоку от дороги, красуясь, легко бежали волки.
— Держись, я наподдам! — крикнул Павлуша и встал, захватывая вожжи.
Ева удивилась, что спокойная лошадка умеет так быстро бегать. Она вцепилась руками в край телеги и смотрела на бегущих зверей с восторгом.
— Два, три… пять, шесть, семь, восемь!..
— Да, многовато. Не семья, стая! — рядом с ней садился спиной к лошади Павлуша.
— А как же?.. — удивилась Ева, показывая на брошенные вожжи.
— Скотинка сама понимает, что к чему. Не убежит — помрет. А вообще она пуганая, мы с ней два раза уже уходили. Только этих много. Сколько насчитала?
— Двенадцать!
— Ну и чего радуешься, дура!