Кальмар не решился пойти обедать. Сандвич и пиво давили ему на желудок. К тому же он казался себе таким неопрятным в мокрой от пота рубашке, что решил обойтись бутылочкой содовой «Кампари», купленной с лотка.
Пассажирами до Женевы оказались англичане, с трудом разместившие в сетке спортивные сумки с принадлежностями для игры в гольф. Дама ехала до Брига и господин, читавший «Трибюн де Лозанн», — очевидно, тоже.
Около часа Кальмар пробыл в купе один: едва раздался звоночек официанта, как все пассажиры отправились в вагон-ресторан.
Поезд шел вдоль берега озера Маджиоре. На маленьких станциях возобновилась давка, и люди снова забили проходы. Сквозь дремоту Кальмар едва расслышал, как кто-то на перроне крикнул:
— Арона!.. Арона!..
Открыв глаза в Стрезе, Кальмар увидел красные крыши и пальмы. Новые станции: Бавено, Вербания Палланца.
В Домодоссоле коридоры наконец опустели. К вагонам устремились носильщики с тележками.
— Ваши паспорта!
Полицейский быстро взглянул на паспорт Кальмара, так же как на паспорта двух англичан и дамы, но долго рассматривал документ незнакомца. Впрочем, во взгляде, которым он его окинул, после того как внимательно изучил фотографию, не было подозрения. Однако прежде чем поставить печать, полицейский перелистал все страницы паспорта и только потом, не без почтения, протянул его владельцу и приложил руку к козырьку.
Кальмар проспал около часу, пока солнце не подобралось к его лицу. Настроение у него было по-прежнему мрачное, его раздражал горький привкус во рту, и поэтому он снова приложился к розовому лимонаду, который утром впервые попробовал.
— Таможенный осмотр. Что везете?
На перроне выстроились карабинеры.
— Что в этом чемодане?
— Одежда и белье.
Казалось, уже все в порядке, однако их продержали еще четверть часа, Столько потом поезд медленно тронулся к Симплонскому туннелю, темный вход в который уже можно было увидеть, если высунуть голову. Как раз в этот момент Кальмар стоял у окна. Зажглись лампы, он скорее почувствовал, чем увидел, как его спутник поднялся с места и вышел в коридор. Когда поезд въехал в туннель, Кальмар снова сел напротив опустевшего места, закрыл окно и стал ждать.
Он не любил туннелей. Когда они ехали в Венецию, этот туннель представлялся Кальмару бесконечным, а дети — те были в восторге. Прошло добрых десять минут, однако человек, сидевший напротив него с восьми часов утра, не возвращался.
Что заставило Кальмара в свою очередь подняться и выйти в туалет? Он ожидал увидеть на эмалированной табличке слово «занято», но прочел «свободно» и машинально зашел вымыть руки.
Того человека в купе по-прежнему не было. Не появился он и тогда, когда поезд, вынырнув из мрака в свет, остановился в Бриге и в вагон снова вошли полицейские и таможенники.
— Предъявите паспорта! Что везете?
— Одежду, белье. Я проездом, в Париж.
Полицейский посмотрел на пустое место.
— Здесь не занято?
— Нет, был пассажир. Он вышел из купе, когда начался туннель.
— А где его вещи?
— Вещей у него не было, разве что…
— Что?
— Может быть, он сдал их в багаж?
Полицейский что-то записал себе в книжку.
— Благодарю вас!
Вот и все. Дама вышла. Пассажиры покупали шоколад.
Опустевший поезд снова тронулся в путь. Он шел мимо опаловых вод Роны, казавшихся удивительно прохладными.
Еще две станции — без толчеи, без толпы, без шумных прощаний. Остановка в Сионе, за ней в Монтре, на берегу Лемана.
Незнакомец не появился и по прибытии в Лозанну. Напрасно Кальмар прошел весь состав из одного конца в другой.
До сих пор Кальмару, одуревшему от солнца, духоты и бесконечного хлопанья занавески, казалось, что этот день похож на любой другой, проведенный в дороге.
Тогда его внимание ничто особенно не привлекло, и только значительно позднее, разбираясь в ворохе впечатлений, бессвязных мыслей и образов, Кальмар выделил несколько вполне определенных фактов.
Однако после Лозанны он стал воспринимать все иначе и все, что происходило как в нем самом, так и вне его, запечатлелось в мозгу словно со стороны, как некий Жюстен Кальмар, чуть располневший, коротконогий мужчина, с черными, слипшимися от пота волосами остановился в нерешительности с двумя чемоданами на платформе № 5.
С этой минуты он встал перед выбором, перед необходимостью принять ряд решений, которые ему предстояло взвесить, чтобы поступить как надлежит порядочному человеку, ибо Кальмар всю жизнь поступал как порядочный человек, чем даже немного гордился.