Толпа замолчала, площадь погрузилась в невозможную для центра Москвы тишину.
Архиерей встал перед тронами и ожидающе посмотрел на Петра. Тот замер в нерешительности.
«Неужели я должен ее надеть? – с ужасом подумал Петр. – Но почему я? Это явно чья-то жестокая шутка. Арцыбашев! Точно он! Но как он все подстроил и предусмотрел? Разве что у него был информатор на ледоколе. Что же, с его связями и влиянием это вполне возможно. Прибытие поезда также было бы рассчитать легче легкого. Но зачем ему устраивать такой перфоманс на весь город? Да еще и выстраивать в Кремле хрустальный дворец. Нет, что-то все-таки здесь не сходится…»
Священнослужитель явно не ожидал такой заминки. Он тихо кашлянул с закрытым ртом, как бы напоминая о себе, однако Петр не обратил на него внимания. Архиерей умоляюще взглянул на царевну. Та звонко расхохоталась. Казалось, ее смех сам был сделан из тончайшего хрусталя. Взяв корону своими тонкими белыми пальцами в кольцах, она легко, почти играючи, возложила ее на голову Петра. Он тут же почувствовал, как тяжелый драгоценный обод сковал череп. Священник с поклоном отошел в сторону, вновь открыв троны взору толпы.
Царевна нежно коснулась подбородка Петра, повернула его к себе лицом и поцеловала. Площадь взревела от восторга, послышались хлопки ружейного салюта, отдававшиеся эхом от кремлевских стен. Точно так же вскипело и завертелось все внутри Петра. Он чувствовал, что весь растворяется в этом бесконечно сладком поцелуе, что не может им насытиться. Вдруг царевна мягко, но решительно прервала поцелуй и посмотрела ему в глаза. Затем наклонилась к самому его уху и прошептала голосом Аяны: «Проснись!»
Петр очнулся на полке в ночном купе. В темноте было трудно понять, где именно он находится и когда уснул, подъезжает к Москве или только выехал из Архангельска. А может быть, он вовсе только еще едет в Питер. Попутчик-вояка так и сидит в вагоне-ресторане или вышел где-нибудь в Окуловке или Чудове, он уснул и все происходившее на островах ему приснилось…
Петр приподнялся на локте и посмотрел в окно, чтобы понять, где он. Никаких ориентиров – только подсвеченный луной бесконечный частокол заснеженного хвойного леса.
Ему вдруг вспомнились строчки из Бориса Рыжего, которого он очень любил, когда был студентом:
Он долго всматривался в проносившийся за окном пейзаж в надежде увидеть какой-нибудь полустанок со знакомым названием, однако за все это время перед его глазами не мелькнуло ни одного признака цивилизации. От однообразного вида ночного леса начала кружиться голова. Петр решил, что самым разумным будет лечь спать и дождаться, пока поезд прибудет в пункт назначения.
«В конце концов, куда-нибудь да приеду, – подумал он. – Не бывает же так, чтобы поезд шел в никуда».
Петр устало опустился на полку. Сон не шел. Он долго ворочался в темноте, стараясь принять удобную позу. Потом вспомнил, что ведение блокнота всегда действовало на него убаюкивающе. Но о чем писать? Изложить сон про царевну? Он слишком длинный, да и вдобавок трудно будет нормально сформулировать мысли после такого утомительного дня.
Чуть поразмыслив, Петр решил записать стих Рыжего, который пришел ему в голову при виде зимнего пейзажа, достал из рюкзака блокнот и кривым от тряски почерком вывел строчки, которые помнил:
Метод подействовал безотказно: Петр почти сразу почувствовал, как погружается в дрему. Положив на стол блокнот, он закрыл глаза и быстро уснул.