Допив колу, он еще немного полежал. Небо по-прежнему было серым и тяжелым, напоминало выцветший армейский брезент. Сколько Андрей ни всматривался, он не заметил на нем никакого, даже самого ничтожного, движения. Вскоре он почувствовал, что не то что не восстанавливается, скорее наоборот, стремительно теряет силы, прижимаемый к земле этим тяжелым куполом, поэтому медленно поднялся и побрел дальше вдоль моря. Разрезаемый бухтами берег безбожно петлял, и Андрей продвигался очень медленно. От шума прибоя его мутило, но он боялся дать себе передышку, поскольку не знал, хватит ли у него сил снова подняться. Андрей потерял счет времени, усталость вычистила из головы все мысли. Болели ребра, вдобавок было холодно, хотелось пить и есть. Андрей брел по траве как заводная игрушка, один тяжелый шаг за другим. Окружающий пейзаж до боли напоминал тот, что он видел во вчерашнем сне, и был настолько однообразен, что в какой-то момент ему даже стало казаться, что он идет по кругу. Постепенно темнело, но никаких деревень на горизонте по-прежнему не просматривалось. В голове Андрея неустанно крутились тревожные мысли. Что, если остров на самом деле большой? Сколько дней ему понадобится, чтобы дойти до ближайшего поселка?
Внезапно, когда северные сумерки уже начали спускаться, Андрей заметил на дальнем утесе странное сооружение, похожее на разрушенный маяк или мельницу. Огрызок башни черным зубом торчал из травы. Силуэт на фоне поля также показался Андрею поразительно знакомым. Он вдруг почувствовал, что не до конца понимает, проснулся ли он или вновь вернулся в недосмотренный сон. Да и по телевизору он тоже видел похожие постройки… Собрав остаток сил, Андрей зашагал к развалинам быстро, как только мог. Добрался он до них, когда вокруг уже царила черная безлунная ночь. Андрей потрогал крупные камни, из которых была сложена башня. «Не похоже на современную кладку, – подумал он. – Наверняка развалины какого-нибудь замка. Или, может быть, они в принципе тут так строят, камней-то вокруг навалом».
Двигаясь на ощупь, Андрей медленно пошел вокруг башни. Спустя какое-то время рука соскользнула с камня в пустоту – видимо, вход или какая-то брешь. Держась за край стены, Андрей осторожно вошел внутрь башни. Она была странной формы, напоминавшей бутылку. Широкая внизу, кверху она сужалась, образуя что-то вроде горлышка. Крыши у башни не было – над головой, в обрамлении неровного каменного жерла, виднелось темное ночное небо. Было сыро. Под ногами хрустели мелкие каменные обломки, местами сапоги скользили на мокром мху. Андрей остановился, чтобы чуть-чуть отдышаться. Его мгновенно накрыли усталость, голод и жажда. К тому же он успел довольно сильно замерзнуть.
Андрей почувствовал, что силы, которых и до этого было немного, окончательно его оставляют и если он сейчас же не ляжет отдохнуть, то просто упадет. Нужно было срочно искать место, где можно заночевать или хотя бы перевести дух. Андрей решил, что ближе к стенам земля должна быть суше. Он опустился на четвереньки и потрогал пол возле участка кладки, показавшегося ему более или менее надежным, без видимых трещин. Камни действительно были посуше, но при этом абсолютно ледяные. «На таких если и заснешь, то точно не проснешься», – подумал Андрей.
Внезапно он нащупал какое-то углубление, что-то вроде желоба метра полтора в длину. Рельеф кладки над ним казался неровным, будто на нем была вырезана какая-то надпись. Спичек, чтобы разглядеть изображение, не было, и смертельно уставший Андрей моментально потерял интерес к находке. Зато его очень обрадовало, что дно углубления было земляным и по сравнению с камнями казалось почти теплым. Андрей из последних сил нарвал возле башни травы и устелил ею желоб, чтобы было помягче. Натянул на голову капюшон штормовки и, превозмогая боль в ребрах, с трудом заполз в укрытие. В кармане куртки что-то мешало; Андрей достал обезьянку. Он не мог ее толком разглядеть, но стоило ощупать ее потрепанное плюшевое тельце, как он завыл, словно раненая собака. Казалось, внутри сломалась последняя щепка, позволявшая ему хоть как-то держаться. Мыслей не было, он не думал о Кате или родителях. Он вообще не тосковал о чем-то конкретном. Грудь Андрея сдавила пронзительная черная безысходность. Слезы обильно текли по щекам, он не пытался их вытирать. Если бы он оказался в силах, немедленно убил бы себя и остался навеки погребенным в мерзлой бесплодной земле. Однако, скованный спазмом, он не мог даже пошевелиться. Постепенно вой превратился в хрип, потом и он стал совсем тихим. Кончились слезы, и вместе с ними ушла последняя энергия. Андрей несколько раз всхлипнул и провалился в сон.