– Спасибо, грибочки! Спасибо, спасибо, спасибо!
Маша вытерла лицо рукавом толстовки, подхватила набранную воду и, не оглядываясь, пошла в сторону дома так быстро, как только могла.
Обратная дорога казалась бесконечной. Ведро пригибало ее к земле, а бутылка с ледяной водой морозила руку так, что пальцы немели до бесчувствия. Наконец меж сосен мелькнуло светлое пятно. С каждым шагом Маша все лучше видела поляну и их дом. Вот и Ваня сидит у двери, скучает перед кучей сухих веток. «Слава тебе господи!» – Маша все еще не могла до конца поверить, что она выбралась из этого проклятого леса и уже через минуту будет дома с братом. Выбравшись из чащи, она едва не рухнула от усталости.
– Машка, где ты пропадала! – с возмущением воскликнул Ваня. – Я уже час тебя жду, чуть с голода не помер!
У Маши не было сил ответить. Брат наконец заметил ее состояние и взволнованно спросил:
– Ты в порядке? Дай помогу. – Ваня подбежал к сестре и забрал у нее ведро с бутылкой. – Что с тобой случилось?
– Все в порядке, Ваня, – ответила Маша, чуть отдышавшись. – Просто заблудилась немного. Но зато нашла родник, так что у нас теперь есть вода. Разводи костер, сейчас приготовим что-нибудь поесть.
Пока Ваня возился с хворостом, Маша отправилась искать в доме посуду, чтобы сварить кашу. Котелка, который можно было бы подвесить на палке, на полках не оказалось, но нашлись два чугунка и большой колосник. Когда костер уже почти прогорел, Маша проделала в банке тушенки несколько отверстий и сунула ее в угли. Затем положила туда же колосник, ополоснула чугунок, залила водой, насыпала гречки, посолила и поставила нагреваться. Через пятнадцать минут они с Ваней уже уплетали кашу с мясом в прикуску со свежим черным хлебом.
– Маша, я и не представлял, что это так вкусно! – сказал Ваня, запихивая в рот очередную ложку.
– Ну ты скажешь, конечно, – улыбнулась Маша. – Обычная еда. Ты просто голодный, поэтому тебе даже каша кажется деликатесом.
– Не знаю, по-моему, это шедевр.
– Ладно, гурман, давай доедай скорее и пойдем убирать дом, а то скоро вечер, а нам спать негде.
Маша с Ваней вошли в дом и замерли в нерешительности, ужаснувшись объему работ. Трудно было даже понять, с чего начать. Маша обошла комнату и раскрыла присохшие окна. Возникший сквозняк тут же покатил по полу клубы серой пыли.
– Вань, давай так: я подмету, а ты протри пока стол, лавки – словом, все поверхности. Только тряпку в ведро не макай – этой воды нам на пару дней хватит. Лучше поливай на нее из бутылки.
– Ладно, – согласился Ваня. – А тряпку где взять?
– Вон, видишь, сундук стоит? Достань из него какую-нибудь футболку похуже и порви на лоскуты.
Маша взялась за веник, а Ваня с трудом открыл крышку сундука и принялся копаться в вещах.
– Чего тут только нет… – прокомментировал он свои поиски.
– Подушки и одеяла есть? – спросила Маша.
– Одеяла нашел, а подушки… А, вот они, тоже внизу лежат.
– Отлично, хоть переночуем нормально. Их только выбить надо, но это потом – сначала дом немного отмоем.
Маша сбилась со счета, сколько совков пыли и мусора она вынесла во двор. Ваня работал медленно, но аккуратно, не ленился лишний раз помыть тряпку, чтобы не размазывать грязь. Покончив со столом, скамейками и полками, он взялся за окна. Маша же принялась разбирать посуду на этажерках. Выбрав самые приличные тарелки, чашки и приборы, она помыла их, протерла водкой и поставила на стол. Затем вытрясла подушки и одеяла, выгребла из печи остатки золы. Ваня собрал хворост и нарубил отцовским топором сухих веток.
Спускались поздние июньские сумерки, похолодало. Ребята закрыли дом и затопили печь. Постепенно комната наполнилась мягким теплом, напоминавшим о детстве.
– Ну что, кажется, можно жить, – сказала, глядя на огонь, уставшая, но довольная Маша. – Есть еще, конечно, что улучшить, но это уже завтра. Ты голодный?
Маша обернулась к брату. Ваня клевал носом на широкой скамье у стены. Маша улыбнулась, тихо встала, постелила покрывало возле брата, аккуратно сняла с него ботинки и джинсы, уложила на бок. Затем подсунула под голову подушку и накрыла самодельным лоскутным одеялом. Ваня пробормотал что-то невнятное, но не проснулся.
Несмотря на усталость, спать Маше не хотелось. Она зажгла свечу, сделала себе бутерброд со сгущенкой и взяла с полки папку с этюдами. Маша моментально узнала рисунки родителей, даже самые схематичные; можно было легко понять, какой фрагмент принадлежит маминой кисти, а какой – папиной. От нахлынувших воспоминаний у девушки навернулись слезы. Маша бережно, как бесценные реликвии, брала этюды и рассматривала их в тусклом свете свечи.