Чем ближе был вечер, тем тяжелее было Маше оставаться дома. «Если уж ждать, то лучше там», – решила она. Когда часы показали четыре, она кое-как запихнула в себя вчерашнюю холодную гречку, взяла под мышку Грея и отправилась на заколдованную поляну. Сев на поваленное дерево, она стала ждать. И без того длинный июньский день казался бесконечным. Маша прислушивалась к каждому шороху, присматривалась к каждой пролетающей птице, однако ровным счетом ничего не происходило. Только огромные белые грибы стояли во весь фронт на поляне и, казалось, насмехались над излишне доверчивой пришелицей.
«Неужели вождь меня обманул? – думала Маша с тревогой. – Ух, если я сегодня не увижу брата, его дружкам грибам не поздоровится. Всех растопчу нахрен! И потом, я теперь знакома с волчицей – наверняка она в лесу кое-что решает. В крайнем случае попрошу ее о помощи! Должна же быть управа на этот чертов боровик!»
В таких тягостных раздумьях прошло около трех часов. Грей, который вначале крутился у ног и маялся от безделья, уснул, свернувшись калачиком. Вскоре лесной воздух и размеренный шум деревьев сморили и Машу. Мысли все сильнее путались, глаза слипались, и она не заметила, как задремала.
Пробудил ее странный шум: в лесу вдруг поднялся сильный ветер, который качал вековые стволы сосен, словно прутики. Стало темно, как перед грозой. Грей испугался и с писком забился под корягу. Вихрь спустился вниз и закрутил на поляне воронку из иголок, веток, сухой травы и листьев. Этот мусор бил по щекам, путался в волосах. Однако стоило Маше зажмуриться и закрыть ладонями лицо, как смерч растаял так же внезапно, как появился. Девушка открыла глаза и увидела брата: Ваня стоял посреди поляны и отрешенно смотрел на сестру. Несмотря на то что его одежда была потрепана и местами порвана, он выглядел здоровым, свежим и даже как будто немного выросшим и возмужавшим. На голове у брата красовался пышный венок из сосновых и еловых веток.
– Ваня!!!
Маша кинулась к брату и крепко обняла его, однако тот никак не отреагировал на ее порыв.
«Неужели он меня забыл?» – с ужасом подумала Маша и тут же затараторила:
– Ванечка, милый, ты в порядке? Тебя не били, не обижали? Это я, Маша, твоя сестра! Ты же помнишь меня? Помнишь? Ванечка, пожалуйста, очнись, сейчас необходимо собраться. Пора вернуться домой. Мы будем жить вместе, как прежде, даже лучше! У меня для тебя волчонок есть, он почти ручной. Ты же всегда хотел собаку, помнишь? Можешь с ним играть, тренировать его. Можешь вообще все что хочешь делать, хоть целый день дурака валяй! Или хочешь, я тебе компьютер куплю? Только чуть-чуть поднакоплю… Будешь в игры свои играть!
Однако чем быстрее говорила Маша, чем больше обещала, тем очевиднее становилось, что брата ей не вернуть. Ваня оставался безучастным. Первые пару минут Маша еще питала надежду, что брат чем-то одурманен и просто ее не узнает. Тем не менее эта иллюзия быстро рассеялась: Ванин взгляд был вполне осознанным, не мутным. Только вместо любви или хотя бы страха за свою судьбу в нем читалось раздражение. Он молча смотрел на сестру как на назойливую муху, не дающую ему заниматься любимым делом. Маша поняла, что проиграла, но отказывалась сдаваться: уже давно высохли слезы и охрип голос, а она все продолжала заклинать и уговаривать Ваню вернуться.
Вечернее солнце опускалось все ниже, и вскоре последний закатный луч, выстрелив между сосновых стволов, закатился за горизонт. Вновь из ниоткуда возник сильный ветер, закрутил вокруг брата и сестры воронку. Маша изо всех сил вцепилась в одежду Вани, но спустя секунду почувствовала между пальцев лишь воздух. Ветер стих, и брат исчез, словно его и не было. Маша почувствовала, что из нее как будто выпотрошили всю жизнь. Теперь она осталась одна на этом свете окончательно и бесповоротно.
«Зачем теперь жить? Почему не удавиться прямо здесь, в лесу? – подумала Маша устало. Затем вспомнила о Грее: – Наверняка он тоже сбежал. Ну да это, пожалуй, и к лучшему. Не может со мной никого рядом быть, все умирают и исчезают».
Тем не менее, обернувшись, она обнаружила, что волчонок все так же сидел под поваленным деревом. Из-за травы виднелись большие испуганные глаза. Маше вдруг стало до сердечной боли жалко щенка, будто в нем воплотилась вся горечь от потери брата и родителей. Она подошла, встала на колени и, вытащив Грея из укрытия, расцеловала и крепко прижала к груди. Перепуганный волчонок скулил и пытался вырваться из объятий.