— А для парубка, — подмигнул Юрке, — у нас есть холодный лимонад. Ну-ка, где твой стакан?.. Вот так, порядок. Ну — за все хорошее. За то, чего мы хотим в этой жизни… Люда, Ира — до дна. С меня берите пример. — Он махом опрокинул рюмку в рот и закусил соленым огурцом.
Ирина Ивановна не столь торопливо, но тоже уверенно опорожнила свой фужер, похвалила вино. Мать отпила всего несколько маленьких глотков. Словно извиняясь, посмотрела на Сердюка, потом на его сестру:
— Больше не могу. Дух… забивает. И голова у меня от него… сразу начинает шуметь.
— На то оно и шампанское! — провозгласил Сердюк, веселея. — Вино царей и господ… когда-то было. А теперь пьем его мы, простые советские люди. А? Здорово? Допивай, Люда, до дна. Сразу налью по второй… и наляжем на закусь. Сестренка сегодня всего наварганила, постаралась. Она у меня мастер поварить, недаром работает в ресторане. Такого мастера — поискать.
Уж постаралась Ирина Ивановна — так постаралась. Будто в честь какого праздника или собственных именин. И чем только не потчевала она гостей. Поданы были холодные — из погреба — разносолы, моченые яблоки, три непохожих один на другой салата, голландский сыр, домашняя украинская колбаса с чесноком, заливной карп, жареный судак, бычки под маринадом, шпроты, крабы… «Куда это все? Разве столько можно съесть?» — поражался Юрка. Ему понравились крабы: напоминали раков, которых он ловил в устиновской речке. Но раки, — сваренные на дворовой печурке, в казанке, с укропчиком, — куда слаще, нежней. Потом Ирина Ивановна налила всем понемногу супу со свининой и тонко нарезанной домашней лапшой. Юрка стал отказываться, — его и слушать не захотели. Тогда он, для гида, хлебнул два-три раза и положил ложку. Оказалось — и это еще не все: на массивном продолговатом подносе Ирина Ивановна, под хмельное ликование Сердюка, внесла запеченную в духовке, истекающую жиром и ароматом утку, — она была обложена розовыми черешнями и петрушкой.
Юрка уже томился и хотел одного, — чтобы обед скорее закончился и они с матерью уехали домой. Будто спутанным по рукам и ногам чувствовал он себя. Тесно и неловко было ему в этих стенах. Он глядел на полированную мебель, ковры, радиолу «Урал», дорогую посуду, кружева, хрусталь — и недоумевал: откуда все это у Сердюка — в придачу к такому домине? За какие деньги и где куплено столько добра — всего через пять лет после войны? Или давно было накуплено, натаскано? Половина города еще в развалинах, столько людей бедствует, а Сердюки живут так, будто войны для них и не было.
— Давай, навались! — кромсал Сердюк утку большим острым ножом. — Под такую закусь еще нальем, и еще. А то смотрю — никто у нас не пьяный, не с кем и песню затянуть… Где твоя тарелка, Юрик, подставляй. Крылышко или ножку — что любишь?
— Спасибо, не хочу. Я уже наелся. Нет-нет, честное слово, — не хочу. — Юрка закрыл руками тарелку.
— Ну, насильно заставлять не будем, — снисходительно улыбнулась Ирина Ивановна. — Тогда кушай черешни. Из нашего сада. Первые. Сегодня утром нарвала.
Юрке уже стыдно было перед самим собой за это обжорство. А Сердюки не останавливались, уписывали все подряд — что сам, что сестрица. «И часто они так объедаются или только по воскресеньям и праздникам? — поневоле задумался Юрка. — И почему такой еды нету у других людей. Они же работают не меньше и, наверно, не хуже Сердюков… Да те же сестренки из нашей квартиры. С утра до вечера вкалывают на стройке штукатурами, иногда придут — шатаются от усталости, а живут картошкой да капустой, постным супчиком. Если мяса прикупят немного — так не знают, как его разделить, чтоб надольше хватило. Поглядели бы они, сколько всего можно слопать за один раз…» Но особенно неуютно было Юрке от того, что он разглядел и почувствовал неискренность и этой щедрости сердюковской, и веселости, уловил какой-то скрытый расчет, который стоял за сегодняшним непомерно обильным угощением. Да чего уж тут? Разве Юрка не догадывался, что к чему? По поведению матери в доме и за столом он сразу понял — она здесь уже бывала. И наверно, Сердюк хочет жениться на ней. Вот и задабривает обоих, пир устроил… Юрка заметил, что Сердюк все время, даже когда смеется или берет рюмку, наблюдает за ним — прямо-таки буравит взглядом, точно ждет момента, чтобы начать какой-то важный разговор. Может, они с матерью договорились — обо всем ему сегодня и сказать?.. Юрке все больше становилось не по себе.