Вот переулок, что ведет к речке. Он похож на длинный коридор: его стены — два плетня. От них — тени, а в глаза — солнце, и Доронин вначале не разглядел, кто там шагает впереди… Он бы так и прошел мимо, если бы девочка сама не тронула его за рукав.
— Ты чья? — спросил он. — Тебе домой не пора?
— А тебе? — насмешливо посмотрела она.
— Мне пора. Домой и собрался. Может, попутная машина попадется.
— Ты из города?.. Расскажи про город.
Они пошли рядом. Вначале Доронин рассказывал, потом — она: про то, как много у них в тайге груздей родится, брусники, голубицы, черемухи и какие в речке Гореке ленки играют летом под перекатами.
— Меня зовут Полянкой, А тебя?.. Моя мама в школе работает, во-о-он в том берегу. Она книжки выдает.
— Ну вот, — сказал Доронин, — нам по пути.
Она часто прикладывала руку к груди, точно оберегая что-то. Уловила вопросительный взгляд попутчика.
— Это Танюшка, кукла. Не покажу, а то ей холодно. — Заглянула ему в глаза: — Скажи, а в городе куклы красивые?
Куклы? Почему куклы?.. Да, конечно, она любит играть с куклами. Что же рассказать ей? Доронин не помнил, чтобы в детстве его занимали куклы, позже — тем более. Фантазер был из него плохой.
— Да, в городе продают красивых кукол, — сказал он. — В универмаге я видел…
— А у меня нету красивой куклы, — погрустнела Полянка. — У меня самоделошная.
— Не горюй. Купят тебе куклу. Самую красивую. Когда твой папа поедет в город…
— Мы без папы живем. Мы только с мамой. А папа уехал. Мама плакала. Потом был другой папка. И он уехал…
Доронину стало не по себе: зачем начал этот разговор?.. В портфеле у него были конфеты и печенье. Угостил Полянку. Она улыбнулась, доверчиво протянула кулачок в рукавичке.
Полянке не дал бы и шести — совсем кроха. А глаза — серьезные, каждую минуту в них новый вопрос к тебе. Вся — такая самостоятельная, топает не спеша, вразвалочку. Большие валенки, длинное серое пальтишко на ней, клетчатый платок поверх пальто — концы под мышки…
Подняла глаза.
— Это я виновата.
— В чем?
— Что и другой папка уехал, — сказала спокойно и убежденно.
— Кто тебе это сказал?
— Мама сказала… Лишняя я. Поэтому папки и уходят, я знаю.
Доронин ей не возражал и ни о чем больше не спрашивал.
— Конфеты почему не ешь? — напомнил невзначай.
— Уже не хочу. Маме снесу…
Тропа скользнула по льду речки и стала взбираться на косогор. Застучал мотор электростанции. В избах, в школе засветились окна.
— Вон мамино окошко, — показала Полянка. — Самое крайнее. Идем туда? Там тепло-о. И книжек много… С картинками.
— Как же идти-то? — замялся Доронин. — Машину прозеваю. Ночь меня тут застанет.
— Вот и браво, — обрадовалась она. — Завтра поедешь.
Тропа делилась надвое. Доронину — прямо, Полянке — налево. Уже хотел проститься с нею, но она не отпускала.
— Оставайся!
— Нельзя, пора ехать.
Не соглашалась, не верила, что это так неотложно.
— И ты больше к нам не приедешь?
— Не знаю. Может, приеду. Но, наверное, не скоро.
— Почему?
— С работы не отпустят.
— У нас тоже можно работать. Хочешь — на тракторе, а то пастухом. Приезжай, Доронин! Будешь с нами жить, в нашей избе.
— Понимаешь, — объяснял ей Доронин, — в городе у меня не только работа. У меня там друзья, которые… ну, которых я не могу бросить.
— А-а-а, — протянула понимающе.
И вдруг он увидел, что Полянка плачет. Вытер ей слезы, пытался утешить, а она все повторяла:
— Не уезжай, Доронин! Идем к нам. У нас хорошо.
Он обещал приехать весной, подарить куклу. Такую, какой еще ни у кого в селе не было.
Прощаясь, она подала ему худенькую ладошку — холодную, как поздний груздь-грибок.
— Весна когда? — спросила тихо. — Когда лед на Гореке сломается? Ладно… А Танюшка — не думай, что некрасивая, зато она добрая. Я ее люблю… И она меня тоже.
Расстались.
Полянка пошла к школьному крыльцу. Доронин, закрывшись от хиуса, низового ветра, воротником полушубка, направился к развилке дорог. На гриве он задержался, — просто чтобы взглянуть на село, — и увидел Полянку. Она не ушла: так и стояла посреди пустыря. Безмолвная и одинокая, как пенек…