Но эта глава вовсе не о ней, сеньоры и сеньориты, а о Винченцо.
На самом деле Винченцо в своей речи осёкся не столько потому, что почувствовал эмоции толпы. Примешалось еще что-то неприятное. Если попытаться подобрать слова для описания, то это было похоже на то, как если бы кто-то узнал какую-то его страшную тайну, которой он ещё сам не знает, и из-за этого незнания он находится в ловушке или на мушке – это уж как угодно. Внутри Винченцо как будто кто-то оглушительно возопил: «Что ты наделал!» Эта неприятная волна исходила вовсе не от Медеи, а от того, кто стоял в десяти шагах позади неё в костюме большой куклы. И следил этот некто не только за Винченцо, но и за Медеей.
*
Винченцо нёсся по полумраку дворцового холла наперегонки с эхом от подковок своих полированных ботинок. Он бежал к входу в свою лабораторию. С раннего детства он любил эту пробежку по двухсотметровому холлу. Огромная стеклянная стена здесь перетекала в наполовину стеклянный сводчатый потолок, и казалось, что он бежит через открытую вселенную. Конечно, вдали от городских огней звёзды виднее отчётливее – их просто-таки ну очень много! Но там они видны только ночью. А отец Винченцо, Антонио Бьянки, ещё в детстве изобрёл стеклопродукт «Ведере Дио» (что означает «Видеть Бога» – скромненько и со вкусом, как говорится!), сокращённо «VD»*, Ви Ди.
Так вот, Ви Ди позволяет оптически убрать ближайший молекулярный слой и посмотреть без помех дальше – в данном случае сквозь атмосферу Земли. Звёзды видны россыпями и днём, и ночью! Конечно, это – только на северной стороне. Ведь если оказаться под таким сводом на солнце…Можете представить мощность света? Как говорится: "прощайте глазки, а заодно и тело - вот горстка пепла, удобри землю". В этом дворцовом холле нет ничего, кроме двух телескопов на мозаичном шахматном полу. Ну, ещё гигантские двери южной стены, ведущие в другие залы. И вот Винченцо Бьянки мчится как в открытом космосе, наступая на длиннющую тень впереди себя. А бежит он от прекрасного заката и изысканных фейерверков, от разноликой толпы людей, полуинопланетян и инопланетян. От множества девчонок из лучших семей Галактики. Их уже рассаживают за ряды столов с новинками из «Мира Нового Питания»*, что, как он надеялся, окончательно изгладит память о речи Винченцо.
– Браво! – Холл огласился эхом аплодисментов дворецкого. – Вы были потрясающи, мой господин! Уже не за горами тот день, когда вы станете великим и мудрым политиком.
– Я не хочу быть политиком, как мой дедушка! Я хочу быть учёным, как мой другой дедушка, которого почему-то так и не нашли.
– Или как ваш отец, – ответил дворецкий. Тут Винченцо остановился.
– Ты же знаешь, что мне никогда не стать таким, как мой папа или мама. Они же были «ЭТИМИ ДЕТЬМИ»*. Они сразу родились особенными. А я просто мальчик. Они родили вот это тело, которое показывают всему свету, как «Особо Важного Ребёнка». Но я - я сам даже не могу понять из-за всей этой суеты - кто я?! – Он топнул так, что подковка его каблучка оставила выбоинку в полированном мраморном полу. – Тьфу-ты! Я даже сейчас сказал речь, как будто я – мой дед... Но я – не он! И я - не мой отец! Как бы я сам сказал МОИ СЛОВА, а?.. Я не знаю!
– Вы абсолютно правы, юный господин! – спокойно и невозмутимо, как всегда, кивнул дворецкий.
– Аделфири! Ты соглашаешься так, как будто за это тебе платят! Да что там! Все со мной соглашаются так, как будто им за это платят!
Винченцо снова побежал. Только теперь он готов был зарычать от нового шокирующего осознания. Он не просто бежал, он разгонялся всё быстрее. И дворецкий Аделфири поторопился нажать кнопку на пульте, чтобы закрыть впереди балконную дверь: он испугался, вдруг Винченцо свалится за перила.
Да, юный господин по большей части был очень умным, дружелюбным и дипломатичным – просто ангел. Он мог с терпением и пониманием выносить любое бремя любых новостей. Но иногда на него что-то внезапно находило, и он становился совершенно неуправляемым и неумолимым. Тогда во дворце наступал мини-конец света. Мать Винченцо, Анжелина, когда-то разработала для него специальные браслеты (что-то вроде накопительных батареек), которые собирали силу ярости, а потом их можно было использовать как универсальное заряжающее устройство. Там было даже специальное гнёздышко для фонарика. И это было разумно, потому что с младенчества Винченцо видел, что его буйные эмоции можно использовать во благо. Это не давало вырасти чувству вины. Браслеты «Винни»* очень быстро распространились по всей Земле и принесли некоторое равновесие в семьи с гиперактивными детьми (а иногда – и с гиперактивными родителями).