Шашкин встал с рюмкой и начал говорить приветственный пост, обрисовывая светлое будущее Яртауна — уникальной зоны отдыха с коттеджами. Объявил старт проекта, перечислил уважаемых гостей, без которых ничего бы не началось, предложил выпить за успешное сотрудничество под развесёлое «Ура». Виктор тоже открыл рот, изображая ликование и счастье. Следующие полчаса он потратил на попытки начать разговор о ценах. Наконец Шашкин наелся, отсмеялся и заговорщически подсел к Виктору Сергеевичу.
— Витя, дорогой мой! Понимаешь, в чём дело? Хороший у тебя лес, вот такой! Но цены! Нам на этом этапе нужно максимально быстро заложить пять первых коттеджей, и твоё дерево никак не проходит по бюджету, а других причин купить у тебя нет. Мы с тобой ведь нормальные люди, всегда найдём общий интерес. Ты пей, Витя.
Виктор выпил. Он осознал, что всё зря. Инвестор «Надёжного леса», швед Ларс, в России всего два года, ему ни на каком языке не объяснить, что такое откат, и как это всё работает. Через двадцать два года шансы есть, но вот два — это срок, за которой Ларс едва привык к семимесячной зиме, грязи и дорогам. Специфика российского бизнеса — это всё-таки уровень advanced. Но надо было выкручиваться.
— Конечно, Игорь Борисович, я с вами абсолютно согласен, в этом сложном деле важна солидарность и общие цели. Мы обязательно поставим ваши дополнения на рассмотрение, первым делом. Вот хотите, я прямо сейчас позвоню.
— Ну не спеши, Витенька, не спеши. Я вижу, ты нормальный парень, наш. Скажи, а баба у тебя есть?
— В смысле? Девушка? Есть, да.
— Нет, я имею в виду не вообще, а у нас здесь, ты позвал кого-нибудь на вечер? Вижу, что нет. Эх, Москва, Москва, всему учить надо.
Тут Шашкин расхохотался, и остальная компания подхватила этот смех на всякий случай.
Шашкин кликнул Володю, водителя, который встречал Виктора, и велел ему привести Маринку. Виктор понимал, что на этой стадии надо валить, вот прямо сейчас. И сделал то, чего не делал никогда — стрельнул сигарету и вышел под предлогом покурить.
Стоя у ресторана на свежем ночном воздухе, он вытащил билет с адресом Маши, сфотографировал его на телефон и выбросил. Собирался уже было вызвать такси, как рядом с ним оказались ребята в рубашках с короткими рукавами. Обменялись визитками. Слово за слово, и выяснилось, что они строят лодочную станцию с коттеджем и баней рядом с Яртауном, но никак не могут найти нормальное дерево: всё, что есть на рынке, годится только для сарая, а у них будут отдыхать олигархи. Архитектор сделал проект в стиле минимализм, и теперь они ищут по всей России идеально обработанную древесину. Обе стороны пришли к выводу, что эта встреча у двери — невероятное везение, и надо срочно подписывать договор и делать поставку. Назначили переговоры на завтра, и вернулись в ресторан отметить начало сотрудничества.
Виктор посмотрел на время. Два часа уже прошли. Ещё по одной и надо уходить. Давно ему так не везло. В мелочах бывало, но чтобы оптом: и любовь, и деньги — да ему самому уже хотелось плясок с цыганами. Ещё после двух водок он решил, что надо позвонить Маше и привезти её в «хижину». Ещё через одну стопку Виктор обнаружил себя перетаптывающимся на импровизированном танцполе с Ольгой Александровной; она прилипала своим гусеничным телом к его безупречному прессу и пыталась нащупать сигнал готовности продолжать отношения. Внезапно Ольга Александровна превратилась в симпатичную девушку, потом они куда-то все вместе ехали в переполненном такси, кто-то из женщин сел к нему на колени для экономии места. И дальше сложно было зафиксировать события: что-то курили, кальян или траву, голый Шашкин с огромным упругим пузом рассказывал анекдот, Маринка танцевала стриптиз, так, что невозможно было не смотреть на две её свисающие авоськи с грушами. Виктор долго и до слёз ржал, пошёл попить и уснул в туалете.
Очнулся он совершенно трезвым. На часах было шесть утра. В первый раз в жизни он плакал. Нелепо лежал и корчился. Вспоминал, как его избили, когда он приехал в Москву, а он держался. Как мама стала слепнуть, как она нечаянно задела его утюгом, пытаясь быть полезной и погладить на ощупь рубашку, а он дышал в окно, чтобы мама не заметила, как ему её жалко. Вспомнил и тот случай, когда привёл в дом девушку, а она украла любимые мамины серёжки и траурный кружевной платок, который связала его прабабушка. И как мама молчала неделю. Увидел день своего знакомства с Машей — тогда его обозвали жирным педиком и громко распевали это на все лады, а Маша даже не заметила или сделала вид. Услышал отца, который в ответ на новость о зачислении в вуз велел приходить, когда будет бабло. С тех пор они не виделись лет десять. Всё это он перешагивал и не считал себя героем. Но зато сейчас Виктор ощущал себя одной из грязных потрескавшихся плиток на полу этого гостиничного туалета. Даже говном было бы жить проще, у него хоть есть определение, архетип, в конце концов, а что можно ждать от обоссанной туалетной плитки, серого квадрата, который даже не дождался своего звёздного часа — полёта из мешка с отходами в мусорной контейнер?