На станции Ока девушка и инспектор вышли. Иван Иваныч сначала обогнал её быстрым шагом и поспешил по своим делам, а потом вернулся к стоявшей растерянно Маре и сказал:
— Вы, кажется, не знаете дорогу, вам подсказать?
— Вы правы, но я кажется, и жизнь свою не знаю.
— О, не переживайте, успеете ещё, ваша жизнь будет долгой.
Мара кивнула и пошла за потоком дачников А через минуту она и думать забыла об этом разговорчивом дяденьке, потому что впереди было много дел и много решений.
После смерти бабушки Нюры прошло уже пять лет. Дом по завещанию перешёл «Марусеньке», но у Марусеньки в планах была Индия, Китай, Армения, стажировка в Штатах и весенний Амстердам. Сама мысль, что какой-то дом, пускай родной, из далёкого детства, привяжет её к русскому захолустью, казалась ей началом депрессивного артхауса, к которому она, несмотря на корни, была совершенно равнодушна.
Однако же дом всё время где-то маячил, звал, укорял, снился. Попадался на детских фотографиях. И вот настал день, когда Мара решительно купила билет и уехала оформлять собственность и затем, конечно же, продажу. Поиск документов в старом деревенском доме, где уже почти семь лет никто не появлялся, представлялся Маре приключением, схожим с добыванием ключа в старых добрых квестах Форт Боярда: мышки, паутины, тёмные сени, сарай, чердак. Баба Нюра до пенсии работала в бухгалтерии. И даже когда она переехала с дедом Гришей в деревню к радости всех родственников с маленькими детьми, настоящее счастье и умиротворение ей доставляло только ведение счетов. Она заполняла их от руки, аккуратным красивым почерком, раскладывала по стопочкам, убирала в коробки. Но, как происходит почти со всеми пожилыми людьми, к восьмидесяти годам в её памяти оставалось только самое важное: рецепт оладий из картофельных очисток, огромная крыса в их комнате в бараке, которую все боялись, но потом привыкли и даже кормили, избранные цитаты В. И. Ленина и цены на молоко и хлеб в период с 1959 по 1989 год. О нахождении документов: счетов, свидетельств, трудовых книжек, она совсем ничего не помнила. Но по привычке заверяла, что они на местах и там «полный порядок». Вот этот полный порядок и предстояло Маре отыскать и передать нотариусу.
С чётким планом и сроками, попутно обдумывая маршрут поездки по Италии с друзьями, Мара подошла к дому. Маленькая кривая калиточка, покосившееся крыльцо, сорняки выше головы — всё это она воспринимала как кадры из старого фотоальбома: ну да, было время — давайте уже следующую страницу. Всё испортила дурацкая дедушкина удочка, оставленная на крыльце, видимо, с последней его рыбалки. Из того дня, когда он ещё был добрым, смешливым мужичком — а на следующее утро слёг и не вставал с лежанки ещё два года, наблюдая ежедневно, как симпатичная сиделка меняет ему памперс. И вот эта ржавая палочка в паутине оказалось самой что ни на есть волшебной. Мара постепенно погружалась в мир предметов и историй и чувствовала себя последним кусочком пазла, который впустил жизнь в обиженный и забытый всеми дом. Японская женщина с календаря кокетливо приглашала на свой райский пляж. Как и раньше, Маре снова стало казаться, что воздух рядом с календарём чуть теплее — даже сейчас, когда сырость и запах лекарств прогоняли любой признак радости. Книжки, первые рисунки, поплавки в коробочках, стопка журналов «Новый мир», будильник, деревенский сервант, тканные полосатые тропинки, указывающие путь к огромным кроватям с железными круглыми набалдашниками. В куртках, висящих на крючках у входа, узнавались очертания семьи: дедушкины тулупы, бабушкина длинная синяя куртка, Марина косуха с резинками для волос по карманам. Шкафы хранили аккуратно сложенное чистое постельное бельё, скатерти и полотенца. Мара взяла самую верхнюю тряпочку, нелепые занавески с выцветшими диснеевскими гномиками, и вдохнула такой родной запах парного молока и стирального порошка «Ариэль», что сразу вспомнились трехлитровые банки молока, которые стояли у окна и отдавали свой запах всем тканям в радиусе трёх метров, и как бабушка впервые изменила привычному порошку в пользу сильно ароматизированного, и это не спасло ни одного гномика от запаха коров.
На серванте стояла фотография. Марусе шесть лет. Широкая улыбка с кривыми смешными зубами, волосы, всегда нарушавшие бабушкины планы на аккуратную причёсанную девочку, огромный папин пиджак и тонкая шея. Веснушки на щеках, счастье в глазах.
Мара посмотрела в зеркало серванта и отметила, как красиво всё вылепилось в итоге. Идеальные пропорции лица, ровные, аккуратные линии. Длинные, тяжёлые волосы. Только глаза казались уставшими и равнодушными.