– Видел у Светки какая шуба? Новая. А у меня и старой нет, – как-то высказала ему жена.
– А синяк на пол-лица у Светки видела новый? – не растерялся Андрей.
«Смешной бабы народ – размышлял он. – Примеряют на себя вечно чужую жизнь. Да ладно бы полностью примеряли, а то рукав оденут и думают, что так и надо. Так я от шубы рукав тоже купить могу, только ведь один-то рукав не надо. Целиком подавай. А жизнь чужую целиком примерить не хотят. Только лучшие стороны выбирают, а на плохие глаза закрывают».
Три дня назад.
Ночью воздух совсем другой, нежели днём. Невесомый. Дышишь и не чувствуешь как он проходит сквозь ноздри, попадает в лёгкие и наполняет их. А вот днём он становится тяжёлым, словно насыщается испарениями и оседает ватным одеялом. В тени это не так ощущается. Деревья фильтруют воздух, превращая его снова в легковесный, и пропитывают лесным эфиром жизни. Дорога же наполняет его пылью.
Пошли вторые сутки, как мужчина отправился в путь. Вчера днём моросил дождик, а сегодня погода разыгрывается, и лёгкие начинают скрипеть, словно от песка. Впереди ещё несколько километров до станции, где можно было бы переждать солнце, а вечером снова отправиться в дорогу.
Мужчина грустно посмотрел на последний глоток выдохшейся газировки, вспомнил остатки пряника, которые он съел ещё в перелеске, вздохнул и прибавил шаг.
***
– Пап, а откуда берутся бомжи?
– Вот они учиться не хотели, на работу не устроились и на улице оказались.
– Так пусть они идут работают, – удивлялся Федя.
– А кто ж их таких возьмёт, без образования? – наставлял сына Андрей.
– А как тогда им быть? Где они еду берут? Где живут? Их ведь даже в школу не возьмут, потому что они большие уже.
– Эх, маленький ты ещё, – потрепал он сына по белокурой головке. – Учись, Фёдор. Умным будешь и работу хорошую найдёшь.
Как объяснить ребёнку, что бездомные и работать-то не хотят. А если вдруг и захотят, то их поезд-то давно уже ушёл. Хоть и был когда-то куплен билет, может даже в купе, но срок его действия давно истёк. Вот и колыхаются эти люди между реальностью жизни и их собственным миром, как заблудшие души, оказавшиеся ненужными ни небесам, ни чертям.
Вот мы ругаем новое поколение, что они виснут в интернете, что бесчувственные к близким. А кто их такими делает? Ведь мы же их и воспитываем. А воспитываем ли? Вот в чём вопрос. Мы сами как мраморные статуи, без эмоций и привязанности к своим же собственным детям. Все мысли только о работе и о деньгах. Сами прививаем эту бесчувственность, а потом удивляемся. Хотя нет, мы не удивляемся, мы жалуемся. Жалуемся по всем каналам, что поколение мельчает. Зато когда ребёнок впервые приходит к нам со своей проблемой, пусть маленькой, ничтожно казалось бы нам, мы смеёмся. И даже не скрываем этого. Смеёмся над собственными детьми и над их растущими вместе с ними проблемами. А потом вещаем, что наш мир и наша молодёжь катится в пропасть.
Но дети дают нам второй шанс. Ведь они верят в нас и всё ещё ждут понимания и помощи. Приходят к нам, как только забывают о том, что в прошлый раз над ними просто посмеялись. И мы снова учим их быть безразличными, но в этот раз просто отмахиваемся от них, потому что несколько минут назад нам позвонили из банка и напомнили о просрочке по кредиту. Потому что сегодня с утра нас уволили с нелюбимой работы. Мы машем рукой на своих детей, потому что у нас накопились заботы посерьёзнее их надуманных проблемок, которые не стоят нашего внимания.
Два дня назад
Впереди показалась станция Кишерть. Злость на людей начала утихать, а уже не молодой организм намекал, что не выдерживает такой нагрузки. Народа у путей скопилось не мало, а значит скоро пойдёт электричка. Ускорил шаг. Обрадовался, что сможет хоть воды испить. Язык засох, как земля при засухе, и царапал десна, казалось, даже трещинами пошёл. И даже слюни не могли, как следует смочить горло. Только мысль: ещё чуть-чуть и можно будет отдохнуть в тени, подталкивала вперёд.
Выдохнул. Облупленные ступени и красная деревянная постройка. Минута и долгожданный глоток воды оросит его измученный организм. Встал на ступеньку, и она символично немного осыпалась, проступили железные прутья каркаса. Так же и его язык готов был развалиться противной крошкой во рту. Потянул за ручку у двери и та надрывно заскрипела, открывая вокзальную тень. Мужчина ступил на деревянный пол, огляделся и понял, что его мечта полетела прахом, превращаясь прямо на глазах в наглую ехидную химеру.