Думала она обо всем этом без какой-либо злобы, но с небольшой обидой и даже азартом. Ей хотелось показать и доказать, что она давно уже выросла и может все решать сама без советов родителей и старшего брата. Но и признавала, что ворчать ворчат, но ничем не мешают ей. Ничего не делают. Все решает она сама.
Обед, как и последующий чай с тортом, так и прошли в таком ключе. Говорили в основном Антуан и мама Екатерины, несколько слов вставлял отец, и совсем немного она.
От родителей Антуан и Екатерина вышли в начале седьмого и сразу пошли к метро.
– Ну как тебе мои родители? – спросила Екатерина, когда они вышли из парадной и помахали родителям.
– Спасибо, Катрин. Мне все понравилось. Я вижу, что замечательные родители вырастили такую прекрасную дочь.
Антуан сказал общие слова, но ей все равно было приятно.
– Много с мамой общался ты, – с улыбкой сказала она.
– Прекрасная женщина. И она мне многое рассказала о вас, о тебе, и я с ней мог поделиться. С ней очень легко, просто разговаривать. С такими людьми очень люблю общаться, – он даже сильнее сжал руку Екатерины, – а вот с твоим отцом немного не вышел разговор…барьер есть барьер. Все равно, даже если переводить, то тяжелее общаться. Тут либо он должен говорить на французском, либо я на русском. А так…так немного не то. По крайней мере для меня, да и для твоего отца, видимо, тоже.
– Согласна с тобой, – хотя сама она видела отчасти другую причину не очень активного их общения. Но и то, что высказал Антуан бесспорно мешает общению.
– А вообще…мне, честно, очень понравилось. И готовит твоя мама великолепно.
– Передам ей твой комплимент. Я готовлю хуже, – они оба посмеялись, – но тоже, вроде неплохо.
– Я уже убедился в этом вчера, что ты готовишь отлично.
– Спасибо! – она чмокнула его в щеку.
За общением они дошли до метро и поехали домой. Вечер был для них свободен. Для них двоих вечер принадлежал им. И оба знали как его проведут.
– Ну как тебе мужчина Кати? – спросила мама отца, когда мыла посуду, а он сидел на кухне и пил чай.
– Ну…я скажу так – это ее выбор и ей все решать, – после слов он сделал глоток чая.
– Не понравился? – повернула мама голову в сторону стола.
– Да и понравился вроде, и не противен…но вот его поведение…ты заметила как он иногда облизывал в разговоре верхнюю губу. Меня это напрягло немного.
– Честно, я не обратила на это внимания. Но сам посуди, у каждого свои заморочки. Ты вот пальцы до крови иногда ковыряешь, так и не отучился от этого. Может у него это тоже как вредная привычка. Вот и все.
– Возможно ты и права, – он помешивал ложкой чай и чаинки, которые плавали там, поднимались со дна на верх.
Он не стал говорить жене, что кроме облизывания губы его озадачил его взгляд, с которым он это делал. Взгляд, в котором, как показалось ему, отражалась то ли похоть, то ли еще какой-то порок. И сейчас он смотрел в чашку, где от помешивания уже образовался водоворот и буквально видел перед собой лицо Антуана с этим взглядом и с языком, который облизывает губу.
– А мне этот молодой человек очень даже понравился, – вывел его из задумчивости голос жены, – интересный, обходительный, образованный, кстати.
– Да с этим я и не спорю, хотя и не мог понять весь ваш разговор и первых уст. Но вот что-то меня гложет, – о разговоре с сыном он тоже не говорил жене. А сейчас он разделял опасение и напряжение сына, – наверное, я просто уже стар, – он сказал это и улыбнулся, чтобы разрядить немного обстановку.
– Да ладно уж тебе, – сказала она, чистя губкой сковородку.
– Я говорю так, как чувствую. Вот Лиза Сашина сразу, так сказать, «легла на душу», а здесь такого нет.
– А у меня это было тогда и есть сейчас. Как это объяснишь? – спросила она с ироничной интонацией.
– Значит, что кто-то из нас ошибается, – сказал он и сделал глоток, – надеюсь, что я, – добавил он тихо, что из-за шума воды она не могла услышать его слов.
– Ты видел, как Катюша то рада была…я давно ее не видела такой радостной.
– Я заметил, конечно. Пускай она остается такой навсегда, если этот человек вызывает у нее такие эмоции. Я сам буду только рад.