— З-зато я другое делал!
— Что делал?
— Я узнал, кто такой квартирант.
— Ну, кто?
— Шпион! — убежденно ответил Граф.
— Шпион? — Петька раскрыл рот, брови его поползли вверх.
— Ну да, шпион. Я целый д-день следил за ним.
— Следил? Ну и что?
— Он в-весь зарос бородой. Глазищи — во! Как ш-шары… Страх берет!
— И что же он делал? — допытывались мы.
— А вышел, умылся под березой и опять в вагон. Все оглядывается, будто что украл. Из вагона выглянет, покрутит-носом и опять скроется. А я тихонько подкрался к окошку и стал слушать. Он там все чего-то копошится… верно что-нибудь готовит, чтобы навредить…
— Чепуху мелешь, Граф! — сказал Сережка. — Какой он шпион? Тебе просто померещилось.
— Ну да, померещилось! А чего он боится? Все оглядывается, да за дверью прячется. И сам страшный. Глаза — как шары!
— Ну, то, что глаза, как шары, еще ничего не значит. У тебя тоже как шары, да ведь ты, наверное, не шпион?
— Я с-с-свой человек. А он — чужой, — убежденно сказал Юрка.
Больше от него добиться ничего не удалось. Юрка ушел домой, а мы сели и стали думать над тем, что он сказал.
— Врет все Граф, — сказал Сережка.
— А, может, не врет? — засомневался Петька. — Может, и в самом деле это человек недобрый? Иначе чего бы ему прятаться там, на пустыре, на отшибе. Живет себе втихомолку, а сам следит за поездами, да считает, сколько за день проходит военных составов, да чем они нагружены… А то еще, чего доброго, собирается взорвать мост. Всякое может быть. Время военное…
Сережка долго молчал, потом предложил:
— Давайте последим за ним. Надо узнать, что он за человек, чем занимается. Только осторожно — у него ружье есть. Двустволка.
В тот вечер Сережкина мать наварила нам ухи из хариусов. Она получилась отличная, вкусная. Граф за столом поторопился, хлебнул горячего и снова обжег губу, но не очень.
Глава десятая
ШИТО-КРЫТО
Юрка все же заронил в наши головы искру подозрительности, и мы подумали: «А что, если и в самом деле человек, поселившийся в вагоне на пустыре, имеет дурные намерения?» Поэтому мы решили все разузнать про него.
Но человек этот был очень скрытен, и разузнать что-либо оказалось почти невозможно. Он все сидел в вагоне и на улицу показывался очень редко. Наружность его не внушала доверия: лицо неприятное, бородатое; длинные и, видимо, очень сильные руки, словно клешни у краба; глаза большие, пронзительные. Одевался он обыкновенно: серые штаны из простой материи, старые порыжелые сапоги со стоптанными каблуками, кургузый пиджак с латками на локтях.
Рано утром он вылезал из вагона, умывался под березой и все, как нам казалось, беспокойно оглядывался. А потом уходил куда-то в сторону от станции.
— Видать, путевой рабочий, наверное, обходчик, — заметил Сережка, когда мы наблюдали за незнакомцем из-за кустов.
— Ничего подобного! — возразил Петька. — Он не берет с собой никаких инструментов. Обходчики всегда носят молот, гаечные ключи, запасные костыли. Скорее всего, он нигде не работает. Вчера я видел его на насыпи. Он сидел там возле куста и считал вагоны. Как раз шел воинский состав.
— Так уж и считал! — засомневались мы.
— Я заметил — губами шевелил…
— Ну, а если сосчитает, так куда передает сведения? — недоверчиво покосился на Петьку Сережка.
— А прямо по радио в Германию.
— Откуда у него радио?
— Радиостанцию он получил от фашистов, через их агентов. Работает на ней по ночам. — Петька говорил так, как будто в этом был совершенно уверен.
— Если бы работал ночами, было бы слышно. Мы сколько раз вечерами подслушивали — в вагоне тихо, ни звука.
Петька озабоченно пожал плечами и умолк. Видимо, он тоже стал сомневаться в своих предположениях. Стоять в кустах надоело, мы тихонько выбрались на тропинку и пошли в поселок. Петька ухватился за новую мысль:
— А еще он каждый день покупает на вокзале в киоске газеты. Знаете для чего? Для того, чтобы брать из них разные сведения. Например, каков нынче в колхозах урожай, много ли будет хлеба…
— Все ведь покупают, не он один! — сказал Сережка. — По-твоему выходит, что каждый, кто читает газеты, шпион?
— Зачем каждый? Я же не говорю про других. Эх, ребята, ну не лежит у меня душа к этому человеку, хоть убей! Честное слово, подозрительный тип.
Мы с Сережкой ничего не могли ему возразить. Может, он ошибается, а может, и нет…
Мы все-таки решили проследить, куда ходит незнакомец по утрам. Явились часов в семь к вагону, дождались, когда он выйдет, и незаметно пошли за ним. Он быстро шагал по тропинке, припадая на одну ногу. Тропинка тянулась перелеском вдоль железной дороги.